Инь-Ян. Китайское искусство любви
Шрифт:
Судя по поведению Мужского Острия, ответ на этот вопрос был вполне очевидным, и Симэнь Цин произнес:
— Ну, если ты не хочешь пососать меня, давай ляжем в постель.
— Но ведь этой штукой ты можешь меня убить. В прошлый раз мы сражались, но сегодня, клянусь, он еще больше, — ответила Лунный Луч.
А когда Симэнь довольно расхохотался, она сказала: — Я хочу попросить служанку принести еще вина. Мне придется призвать на помощь всю мою храбрость, чтобы по-королевски принять такого посланника.
— Хватит пить. Я иду в постель.
Симэнь говорил столь решительно, что ей ничего не оставалось, кроме как снять с него туфли и кофту и распустить свои волосы. Затем она зашла за ширму умыться, а Симэнь Цин загасил курильницу, опустил бамбуковую
Сняв с нее ночную рубашку, он принялся любоваться ее телом, ведь в прошлый раз они были вместе в темноте. Кожа ее от шеи до пят отличалась такой же гладкостью и белизной, как и грудь. Он с удивлением заметил также, что на Павильоне Удовольствий не было заметно ни тени волоска.
Крайне заинтригованный своим открытием, он уложил ее поперек кровати и подверг Драгоценный Цветок тщательному рассмотрению. Та же ровная кожа яшмовой белизны была и на животе и между ног, и нигде не обнаружил он ни одного волоса. Он погладил ее пальцами и произнес:
— Это напоминает мне свежайший пельмень — теплый, мягкий и начиненный всякими вкусностями.
Симэнь приблизил лицо к тому, что его так восхищало, и ему показалось, что он вдыхает естественный аромат целого поля весенних, цветов. Раскрыв Нефритовые Врата, чтобы заглянуть в сам Павильон, он почувствовал головокружение от изумительного запаха.
— Этот аромат не купишь и за тысячу слитков серебра, — воскликнул он, задыхаясь. — Давай же насладимся Тучками и Дождиком.
Впрочем, штурму Нефритовых Врат предшествовало надевание Шапочки Вечного Желания, которая помогала проникнуть к Сердцевинке Цветка. Как только проход расширился, он сумел, невзирая на мольбы Лунного Луча, ввести свою Черепашью головку. Он еще раз насладился видом гладко-белых губ, теперь приветствовавших его внутри, и, возбудившись их чистотой, яростно ринулся вперед. Его удовольствие от преодоления этого последнего препятствия смешалось с криком боли.
— Ты убил меня, — выдохнула Лунный Луч.
— Давай начнем с семи мелких и двух глубоких. Лунный Луч обеими руками вцепилась в подушку.
— Пожалуйста, будь осторожен.
Симэнь Цин смягчился. Он закинул ее ноги к себе на плечи и приступил к серии очень медленных, и поверхностных толчков. Чем медленнее ритм, тем глубже удовольствие — и он почувствовал, что как бы гребет в лодке по озеру. Но через полчаса подул сильный ветер и на воде появилась рябь. Тогда его прежде неспешные движения стали более резкими.
— Ты совсем не такой, как в прошлый раз, — заявила Лунный Луч. — Твои жены тебя удовлетворяют?
— Это все благодаря дневному свету. Пища, которую принимаешь в темноте, никогда не покажется такой же вкусной, как если ее видишь своими глазами.
Тем временем день уже начал меркнуть, и Симэнь Цин, словно чувствуя приближение вечера, перешел в еще более мощное наступление на Сердцевинку Цветка. Болтовня Лунного Луча тут же сменилась всхлипами и вздохами. Они оказались даже более возбуждающими, чем откровенная белизна Нефритовых Врат, потому что в своей устремленности совершить тысячу толчков без перерыва Симэнь Цин совершенно забыл то, чем он втайне любовался вначале».
Китайский юмор:
«Чжэнь Далана разбудила его жена, чтобы узнать, почему он пыхтит и дергается во сне. Он признался, что ему снилась другая женщина. Тогда жена, вскочила с постели, схватила веник и хорошенько отлупила муженька. Едва сумев перевести дух, он стал протестовать, уверяя, что человек не может отвечать за то, что ему снится. Тогда она обвинила ею в том, что он не занимается с ней любовью достаточно часто, намекнув, каким образом он сможет впоследствии избежать побоев. Чжэнь ответил ей, что не может выказать ей большей преданности, кроме как посоветовать всегда класть с собой в постель веник».
Эротические рассказы и романтические
В ней рассказывается о юноше Ляне и невинной девушке Яо Сээнь. Хотя ни в замысле ни в языке таких поэм нет ничего порнографического, глубокий эротизм придает им страстность. Сочинению этому предпослано, как и в случае с более свободно построенными романами, введение, в котором разъясняются возвышенные намерения автора. Следующий отрывок из введения и фрагмент самой поэмы основаны на переводе 1824 года, сделанном П.П. Томсом:
64
Транскрипция, возможно, неточна.
В поэме описывается процесс сватовства начиная с первой случайной встречи до формального представления любовников друг другу. Затем следует эпизод, когда Лян, которому не терпится испытать брачные удовольствия, тайно встречается с Яо Сээнь в поле. Она дает ему отпор, а его реакция на это отличается непреходящей узнаваемостью:
«За что любовь мою ты отвергаешь? Ты ставишь под сомненье чистоту Моих надежд, пороча нашу близость И даже честь родителей своих! А если уж любви не уступаешь, Что может убедить тебя тогда?» Увидев муку на его лице, Девица Яо ясно понимала: Слова любви его лишь возбудят И вызовут досаду, но сказала: «Мой милый, наша свадьба решена. Давай дождемся мы назначенного срока — Побыть успеем Тучкой и Дождем. Я знаю о страданиях мужчин, О том, как страсть рассудок затмевает, И сна поэта и ученого лишает, Но будь же терпеливым, дорогой!» Лян понял, что упорствовать напрасно, С трудом свои желания смирил И тихо в сад цветущий удалился.