Инь-ян
Шрифт:
«Тухло как-то… жить ради денег и того, чтобы их заработать, сохранить? Ради этого бить, убивать людей? Серега, тебе не кажется все это неправильным? Подумай хорошенько – ты готов убивать людей за металлические кружочки? Пособничать, быть наймитом у довольно неприятного типа, выжимающего соки из нищих людей?»
«Я хочу жить. Хочу посмотреть этот мир. Мне интересно! Разве это не цель, пожить как можно дольше? А раньше я зачем жил? На Земле? Разве не занимался тем же самым? Зачем живут все люди на Земле? Едят, пьют, размножаются – зачем? Так и здесь – я должен жить как можно дольше. И цель моей жизни… хмм… пусть будет – обретение мужского тела.
«И готов ради этого убивать людей? Калечить? Мучить? На Земле ты прикрывался словами, что делаешь государево дело, порядок поддерживаешь. А тут чем прикроешься? Какими словами?»
«Да пошел ты! Тут правила такие! Тут сильный прав! А слабый – живет в Винсунге или кормит зубастиков в океане! Да, я не буду прикрываться пустыми, сопливыми словами! Я хочу жить! Жить! Вкусно есть, вкусно пить, спать с красивыми бабами! А если надо – убью ради этого! Любого, кто встанет на моем пути!»
«Вот за это ты, Серега, и оказался в бабском теле, стал галимой нищенкой, помойной поганкой. За то ты и страдаешь. «Бог не Яшка, знает, кому тяжко». И ты снова на грабли…»
«Пошел на хер, совесть ты гребаная! Мне что, дать себя убить, ходить с проповедями о любви к ближним и дать себя распять?! Я не сын божий и вряд ли им буду! И не надо демагогии, я играю по правилам этого мира и пока что побеждаю!»
«Ни хрена ты не побеждаешь. Пока что тебе везет. Везучий ты, гад. Всегда был везучим. И когда пуля мимо прошла, и когда тебя резали, и когда с войны пришел целый, даже крыша не съехала. Везунчик. Интересно – сколько еще тебе будет везти?»
«Сколько надо – столько и будет! Заработаю денег, сделаю так, что у меня будет мужское тело, и заживу, как хочу! Мне и домой-то уже не больно хочется. Что меня там ждет? Пустая квартира? Постылая работа? Жалкая пенсия и служба охранником или свалка вместе с такими же, как я, бомжами-алкоголиками, когда совсем сопьюсь? Нет! Не хочу! Здесь я живу полной жизнью! Здесь я рискую, но могу за свой риск получить Большой Куш! Здесь – молодой мир, не тронутый цивилизацией, и умный человек вроде меня может и должен устроиться в нем по высшему разряду!»
«Ты-то умный? Был бы умный – ты и на Земле бы устроился по высшему разряду».
«Если бы я был полной, законченной тварью, и на Земле бы устроился. Я всегда держал слово, вспомни-ка. Если бы кидал, обманывал, не держал слова – тогда бы и жил хорошо. Кидалам на Земле просто раздолье. Я не такой. И у меня есть своя гордость, свое достоинство. И даже бандиты это знали и уважали меня. А нападали только отморозки или «бытовики»! Я и с бандитами находил общий язык, потому что они знали: Сажа не подонок, и держу слово, пусть я и с другой стороны баррикад! А вспомни, как я простил долг Ильхану, когда у того жена заболела? А Коляну помог – денег дал на лечение? Ленка тогда ругалась… говорила – я «простодырый», дурак, что мне эти деньги никогда не отдадут».
«Отдали? Не отдали. «Простодырый» и есть. Так и профукаешь в эту свою дыру все, что заработаешь. Вернее – отнимешь у людей. Ладно, шагать пора – жрать охота. Слышал, как Гекель говорил: жрать будешь часто и помногу…»
В комнате Сергея ждал сюрприз – если можно так выразиться. Полный стол нормальной, человеческой еды, при виде которой рот наполнился слюной до такой степени, что она чуть не полилась на пол. Возле стола
– Проголодалась? Вижу, вижу – садись. Ешь скорее. Скоро учитель появится, отдыхать не придется. Слушайся его, он строгий, и если что – накажет. Ешь, ешь… не подавись.
Сергей запивал бульоном кусочки мяса с каким-то острым соусом с непривычным, вяжущим вкусом – все шло в дело, исчезая в глотке так, будто это была не миниатюрная девушка, а здоровенный грузчик, весь день таскавший в трюм корабля мешки.
Набив живот, Сергей облегченно вздохнул, встал из-за стола, подошел к кушетке и лег, пристально глядя на свою «сиделку». Ханар тоже смотрел на Сергея, потом подмигнул и, по-мальчишески весело улыбнувшись, сказал:
– Вот ты молодец! Я никогда не видел, чтобы так быстро восстанавливались! И вправду, как говорит учитель, – женщины очень живучи!
– Скажи, Ханар, – неожиданно для себя спросил Сергей. – А тебе не было жалко тех парней, которые умирали после ваших опытов? Ведь через вас прошли десятки, а может, и сотни пациентов? Ты никогда не задавал себе вопроса – зачем это делаешь, имеешь ли право?
Улыбка мгновенно слетела с лица Ханара, и он замер, будто превратился в соляной столб. Лицо окаменело, лишившись и следа эмоций, а взгляд остановился, соскользнув с Сергея куда-то в сторону. Посидев секунды три, Ханар встал и, размеренно шагая, покинул комнату. Сергей остался один.
«Ну и на кой черт я вылез со своим языком? Зачем я это ляпнул? Ясно же, что он подчиненная личность, ходит под Гекелем, зачем совать грязные пальцы в его открытые раны? Парень-то не дурак и, похоже, совестливый. И ухаживал за мной сутками, не спал, задницу мне, дураку, подтирал… зачем я вылез? Потерял контроль над собой! Ведь я всегда думал и знал, где что можно говорить, а где нельзя! И вот…»
«Бабский ум, а, Серег? Вначале лепишь, а потом думаешь – нафига я это ляпнул?»
«Я не виноват. Это снадобья, и я быстрее говорю, чем думаю. Пройдет когда-нибудь. Кстати, а что, я неправду сказал? Сколько людей они погубили?»
«Не тупи, а? Все приходили сами! Все хотели стать великими бойцами. А он ведь отказывал, не всем позволял участвовать в экспериментах! Так в чем дело? Добровольно! Без принуждения! И ты в том числе! И какого черта ты ему теперь предъявляешь? Ему и его учителю? Дурак ты! Вернее – дура! И вообще, что за бабские сопли? Морально ли, не морально ли – тебе какое дело до всех этих придурков, желавших стать… лучшими?!»
Хлопнула дверь, вернулся Ханар. Он был спокоен, на Серг не смотрел, поставил на стол запотевший кувшин, по которому скатывались капельки влаги, собрался уйти, но Сергей его остановил:
– Подожди… извини, я, не подумав, сказала. Ты ведь выполнял волю учителя! Как я могу тебя обвинять? Никакого права не имею тебя обвинять…
– Волю учителя. И свою волю. Я служу учителю, спасшему мою никчемную жизнь и сделавшему меня воином – лучшим воином… после него. Мы никого не заставляли. Они приходят к учителю и выражают желание стать лучшими – сильными, ловкими… великими. Кто вправе нас судить?
– Только не я… – пожал плечами Сергей.
– Пей, учитель сказал, чтобы ты, как поешь, шла вниз, на тренировочную площадку. Он будет заниматься с тобой лично. Это великая честь – учитель сам будет тебя обучать. Ну и… заодно проверит, что же все-таки у нас получилось. И у тебя.