Иначе жить не стоит
Шрифт:
— Суть ясна, — добавил Граб. — Я проект просмотрел. Считаю его интересным.
Все ждали, что последует продолжение, но Глазетовый Гроб, обаятельно улыбнувшись Катенину, вынул из портфеля пачку бумаг и углубился в чтение.
Арон сжато, не вдаваясь в подробности, оценил достоинства проекта, подчеркнув оригинальность метода взрывов.
— Теперь дело за испытаниями в природных условиях!
Катенину задали несколько второстепенных вопросов, но подробно ответить ему не удалось.
— Понятно же! — сказал
Затем дверь распахнулась от толчка, и Алымов, непривычно согнувшись, ввел под руку крупного старца с патриаршей бородой. Старец прошел к дивану, стуча массивной палкой, вытер платком лицо и сказал неожиданно высоким голосом:
— Извините, запоздал. И вовсе не мог, да вот Константин Павлович выкрал меня и увез, аки полонянку.
Это был академик Лахтин, одно из светил, в чьем сиянии тускнеют даже такие звезды, как профессор Граб; тот, не долистав, поспешно сунул бумаги обратно в портфель.
Выступавший в это время Вадецкий замер на полуслове. Лахтин уселся на диване и, отдуваясь, прикрыл тяжелыми веками свои голубые смешливые глаза. Вадецкий торопливо закончил речь, избегая четких определений. Катенин с трудом уловил, что Вадецкий «мало верит» в возможность подземной газификации угля, хотя и признает необходимость попыток в этом направлении, что он приветствует удачный замысел проекта, хотя и не уверен в «конечной результативности».
Стадник оторвался от чертежей и вперил в лицо Вадецкого свои глаза-фары;
— Можно просить вас уточнить свое мнение специалиста относительно данного проекта?
Академик Лахтин отчетливо хмыкнул, не поднимая век.
Вадецкий слегка покраснел, но ответил благодушно:
— Вы прослушали, Арсений Львович, я с самого начала присоединил свой голос к положительной оценке Андрея Андреевича и Арона Борисовича. Желательно провести испытания.
Стадник кивнул головой, взглядом нашел Катенина и произнес задумчиво, как бы адресуясь к нему одному:
— Да, да, конечно. Нужны испытания. Нужно начать.Но… — И в упор: — Товарищ Катенин, неужели никак нельзя обойтись без подземных работ?
Профессор Граб досадливо пожал плечами.
— Я пробовал, — сказал Катенин, вставая. — Мне удалось свести подземный труд шахтеров до минимума…
Он сделал шаг к стендам, чтобы пояснить на чертежах, как пойдет процесс, но его остановил голос профессора Граба:
— Да ведь понятно!
Вадецкий, обернувшись к академику и сохраняя на лице вопрошающее выражение, сказал тем не менее вполне убежденно:
— Проект потому и хорош, что не выходит за рамки возможного. Расчеты на полную ликвидацию подземного труда пока совершенно беспочвенны.
«Мамонт» Бурмин перекрыл его голос веселым басом:
— Шахтеры под землю идти не боятся, был бы уголек!
Стадник так стремительно обернулся к нему, что Катенину
— Шахтеры и обушком уголь рубали, — быстро сказал он. — Однако мы с вами предпочитаем врубовую машину и мечтаем о горном комбайне! Если брать задачу подземной газификации во всем объеме, как брал ее Владимир Ильич Ленин, то конечная цель — ликвидация подземного труда людей. Это не только техническая, но и гуманистическая задача — избавить людей от самого тяжелого и опасного труда!
Стадник помолчал, вздохнул и задал новый вопрос:
— Товарищ Катенин, я, может, не понимаю, но скажите: неужели нельзя, никакнельзя обойтись без предварительного дробления угля?
Катенин понимал, что Стадник заметил уязвимые моста проекта, и готов был отвечать откровенно, чтобы вызвать наконец большой разговор по существу дела, однако Колокольников поднял ладонь, удерживая Катенина, и мягко сказал Стаднику:
— Вы не совсем знакомы с вопросом, Арсений Львович. Конечно, нельзя. Достаточно ознакомиться с обычным газогенератором…
— Но у Ленина написано, что уголь газифицируется в пластах, — напомнил Стадник.
— В мечте Рамсея! — бросил Вадецкий. — В мечте, которая не осуществилась.
Необычно смирный Алымов, сидевший, как часовой, возле дремлющего академика, впервые подал голос:
— Я думаю, никакие разговоры не заменят реального опыта. Проект ценный, надо испытывать. — Поначалу тихий, его голос вдруг окреп, в нем зазвучали громовые раскаты: — Не понимаю побуждении тех, кто пытается притормозить его принятие к проверке!
«Мамонт» Бурмин всем корпусом тяжело повернулся к нему и сразу так же тяжело отвернулся. Стадник сжал губы в узкую, гневную полоску. Глаза-фары уткнулись в Алымова, чтоб испепелить его.
Но в эту минуту академик Лахтин закряхтел и поднялся, грузно наваливаясь на палку.
— Хочу сказать к сведению моих коллег, — с язвительной усмешечкой начал он. — Идея, которою увлекся мой английский друг Уильям Рамсей, почитавший себя учеником и последователем Дмитрия Ивановича Менделеева, — идея эта поистине величественна и принадлежит самому Дмитрию Ивановичу, что, без сомнения, легко вспомнят мои коллеги, знающие труды нашего великого соотечественника. И еще я хочу сказать…
Он запнулся и покраснел. Всем стало неловко: старик явно забыл свою мысль.
— Менделеев? Очень интересно! — воскликнул Алымов и кивнул в сторону Феди Голя: — Сегодня же разыскать.
— Да, Менделеев! — повторил академик и укоризненно ткнул пальцем в сторону Феди. — Стыдно, молодой человек! Нужно знать самому, а не дожидаться, пока старики напомнят произведения, коим следует считаться общеизвестными!
Отчитав таким деликатным образом всех присутствующих, Лахтин развеселился и вспомнил ускользнувшую мысль: