Иная вера
Шрифт:
В лишенном двери проеме стояли четверо. Совсем юные, даже старшему не исполнилось и шестнадцати, но уже превратившиеся в шакалов, пусть и трусливых, но хитрых и злых.
Стас, наверное, попытался бы решить дело миром, даже зная, что шансов нет. Стек не раздумывал – шакалы трусливы и сильны лишь тогда, когда нападают скопом, когда чувствуют за собой существенный перевес. Они способны выйти впятером против одного, но даже один может дать им отпор, если покажет собственную силу и не проявит страха. Стек сам едва не стал одним из таких шакалов, он знал их повадки и их слабости, и потому Стек бросился вперед.
Неожиданность –
Парень, стоявший ближе всех, получил первый удар – не мудрствуя, Стек пробил в пах и тут же обернулся к следующему. Перехватил правую кисть, сжал, выворачивая – неправильно удерживаемый нож со звоном упал на бетон, а Стек уже дожимал, вынуждая противника продолжать начатое движение. Осталось только подставить колено, и второй шакал упал в пыль, взвыв от боли в вывернутом запястье. Свистнула цепь, рассекая воздух в опасной близости от лица Стека, он пригнулся, мазнув рукой по полу, отпрыгнул в сторону, вновь наклонился, сгребая горсть пыли и каменного крошева, не глядя, швырнул в глаза противнику…
Им хватило. Четвертый не стал даже пытаться нападать – матерясь, ринулся к лестнице, оступился, покатился по ступенькам, не прекращая орать, за ним бросился обладатель цепи, пытаясь на бегу выцарапать из глаз песок, согнувшись, уковылял самый первый, а второму пришлось задать ускорение пинком. Не прошло и минуты, как Стек снова остался на крыше один.
– Терпимо, – прозвучал знакомый голос. – Но будь они самую малость смелее – ты бы не вышел из трущоб.
Вновь вышедшая луна бледными всполохами заиграла на поверхности стальных перьев. Коста стоял у края крыши, белесый свет высвечивал контуры чуть разведенных крыльев, окрашивал сединой падающие на грудь пряди темных волос.
Стек не смог сдержать ликующей улыбки. Он не понимал, когда слепая, не рассуждающая ненависть превратилась во что-то вроде симпатии или даже дружеской привязанности, да и не хотел понимать.
– Я рад тебя видеть, – искренне сказал он.
Крылатый чуть склонил голову набок, окинул визави пристальным взглядом.
– Взаимно. Я знал, что ты вернешься.
– А я в какой-то момент думал, что не вернусь.
– Такие, как ты, всегда возвращаются. Если выживают. А ты должен был выжить, – сказал Коста и тут же, без перехода, спросил: – Что будешь делать дальше?
– То же, что и раньше – строить Орден, – пожал плечами Стек. – Только по-другому. И мне нужна твоя помощь.
– В чем?
– Во-первых, я не знаю, как и где искать моих бывших сокамерников.
– Вот номера их мобилов и адреса электронной почты, – он протянул сложенный в несколько раз листок бумаги. – Это не проблема. Что еще?
Стек поблагодарил, спрятал листок в карман. Замялся, пытаясь сформулировать свою просьбу так, чтобы крылатый одновременно и понял его правильно, и при этом не стал бы отговаривать. Достал очередную сигарету, щелкнул зажигалкой. Попросить, не рассказывая, зачем – не представлялось возможным. Придется объяснять, причем с начала.
– Чтобы выжить в этом мире и получить возможность реально что-то менять, необходима
– Рассказывай, – спокойно сказал Коста. Темные глаза внимательно наблюдали за собеседником, не оставляя без внимания ни единого жеста, ни одной отображающейся на лице эмоции.
Собравшись с силами, Стек начал рассказывать. С самого начала, не упуская ни одной мало-мальски важной подробности, ни одного из обдуманных и отвергнутых вариантов. По мере его рассказа взгляд крылатого, обычно спокойный и даже несколько отрешенный, становился все тяжелее, а бесстрастное лицо – мрачнее.
– Ты понимаешь, на что подписываешься? – негромко спросил он, когда Стек наконец замолчал.
– Да, – кивнул парень, в очередной раз прикуривая.
Он не успел даже заметить движения – крыло ударило по кисти, выбивая сигарету.
– Самонадеянный маленький идиот, – холодно, чеканя слова, проговорил Коста. – Ты даже в страшном сне себе не смог бы этого представить. Ты знаешь, каково смотреть в глаза смерти даже не каждый день – каждую секунду? Знаешь, как кричит раненый человек, которого ты не смог убить одним ударом и теперь должен добивать? Знаешь, как воняет дерьмом от распоротого живота?
С каждым «знаешь» он делал шаг, приближаясь к Стеку, с каждым «знаешь» в его глазах вспыхивали кажущиеся дьявольскими искры, с каждым «знаешь» сердце пропускало один удар, но в то же время с каждым «знаешь» росла решимость юноши поступить именно так, как он решил.
– Мне сложно однозначно ответить на твой вопрос, – сказал он, с трудом удерживаясь, чтобы не отвести взгляд. – Я знаю, каково смотреть в глаза смерти, пусть даже и не каждую секунду. Я знаю, как кричит человек, получивший очередь из автомата в живот, и знаю, как становится страшно, когда после сухого щелчка он замолкает – навсегда, потому что полицейским надоело слушать его вой. А этот человек – он был не врагом, и даже не каким-то абстрактным парнем, он был моим близким приятелем. Я не знаю, как воняет от распоротых кишок, но зато я знаю, как остаться человеком, будучи погребенным по самые уши в выгребной яме. Я многого не знаю, очень многого, и я это понимаю. Но не надо считать меня тепличным растением, беззаботным студентом или кем там еще. Я знаю, что я представить себе не могу всего того, о чем ты говоришь, – в том ракурсе, о котором ты говоришь. Потому я и прошу тебя о помощи.
Его голос, срывающийся в начале речи, к концу ее окреп и приобрел странно сочетающуюся со стальной уверенностью горячность.
Коста отступил.
– Неужели ты хочешь стать такой же тварью, как я? – тихо, спокойно спросил он. Но Стек прекрасно чувствовал горечь за этим напускным спокойствием.
– Я гордился бы, если мог стать таким, какой ты сейчас, – уверенно ответил молодой человек. – Что бы там ни было в прошлом…
– Если ты хочешь, чтобы я тебе помог – ни слова о моем прошлом, – оборвал его крылатый. – Я не желаю слышать об этом от тебя и не желаю помнить, что ты это знаешь.