Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
— Мир сам по себе жесток, — говорил он. — И нечего брать чужую вину на себя. Вот если бы ты умела повелевать линиями мира, так, может, и делала что-то. Но ты ведь просто Котя, моя Котя. А я твой Вен Аур, твой древесный волчонок.
И они целовались, ласково и бережно, не замечая тяжелой работы. После напряженного ожидания осады, множества похорон и прочих горестей она представала спасением, она давала надежду. Новой жизнью пахли недавно построенные избы, радостью разносились голоса людей. В стольном граде вновь бурлила жизнь. Прибывали корабли на отстроенную верфь. Торговые гости старались успеть до осенних холодов. Они наперебой
— Ого, а это что за пузатые корабли? Неужто, из-за Круглого Моря? — дивилась Котя, когда однажды вечером оказалась с Вен Ауром на берегу.
— Почему ты так думаешь?
— Мой отец ходил на таком же, — вздрагивая, отозвалась она. И вновь на нее навалилась тяжелая печаль. Нет, все-таки рана на душе не зажила, не изболела до конца после смерти Жели. Все еще давила тягучая неизвестность. Круглое Море — отец. А вместе с ним приходили мысли о матери. Ее судьба беспокоила куда больше.
— Свадьба-то свадьбой… А сердце у меня на не месте. Что с моей деревней? Что с мамой? — вздохнула Котя, стискивая плечо Вен Аура, точно он ведал ответ.
— Ох, на дорогах сейчас опасно, уже не пойдешь так по тракту, как раньше.
— Еще отряды Молниесвета в лесах до сих пор. Кого не изгнали, те в лиходеи подались! — вмешался в разговор случайный краснолицый прохожий.
— Вот я и опасаюсь! Хоть бы весточку какую прислали! А то я сколько голубей посылала — ничего! То ли забыли обо мне, то ли… Или деревня…
Котя подавила непрошеные слезы, надеясь, что о ней просто забыли, ее прокляли и потому не хотят отвечать. Уж лучше так, чем более вероятное предположение.
— Только ты у меня и остался, Вен Аур. Только ты, — твердила она в такие мгновения, дрожа от страха. Больше она ничего не боялась, кажется. Всю жизнь отгораживалась от селян. Раз уж они не желали знаться с ней, изгой деревни не знался с ними. А теперь она боялась одиночества, теперь она тосковала по знакомым местам. По матери, по дядьке Крашу, даже по отчиму и его двум склочным женам, по белобородому друиду и мудрому старейшине. В городе она так и не нашла близких людей. Вдова из Омутов скоро вышла замуж за какого-то воина из Эрома и радостно ушла вместе с ним в далекую страну. Вновь Котя оставалась одна. Хотя нет, не одна: рядом с ней шел Вен Аур.
— Я с тобой, я рядом. Навсегда буду рядом, — шептал он. — И поклянусь в этом перед духами. Ведь так принято у людей.
— Ты хочешь этого?
— Да. Ведь я стал для тебя человеком. Так заведено в Хаосе — ради судьбы мы способы полностью измениться. И я ни о чем не жалею.
— Мне кажется, я тоже изменилась, надеюсь, что изменилась к лучшему, — улыбнулась ему Котя.
Она и правда превратилась в кого-то другого, познала дружбу, узрела смерть, научилась быть заботливой. Из родной деревни увозили обиженную своевольную девчонку, она же убегала от разбойников. В доме Игора она научилась ненавидеть, во время дороги до стольного града научилась любить. Теперь же после осады, кажется, познала жизнь во всех проявлениях. Жаль, лишь мрачных. А хотелось бы вкусить хоть немного тихой радости. Тогда Котя поняла, что душой полностью готова к свадьбе, к освящению союза духами, и безмятежно улыбнулась этому, следуя рука об руку со своей судьбой.
Уже вечерело, в воздухе разливалась напоенная ароматами прохлада позднего лета. Мирно пахло печным дымком, который совсем не напоминал горький смрад пожарищ. Пережитые
Котя и Вен Аур наслаждались установившимся покоем, но что-то подсказывало: ему не продлиться долго. Тени грядущего нависали над ними. Не хотелось в это верить, они отгоняли от себя тягостные предчувствия. Разве не имели они права дожить вместе до седин в стольном граде?
— Пойдем к реке, — предложил Вен Аур.
— За стену?
— Да, на сегодня дела закончены. И еще светло.
— А ты не боишься? — насторожилась Котя.
— Кого теперь бояться? — залихватски отозвался любимый. Похоже, нежданная милость князя вскружила ему голову, убедив в собственной силе. Дождьзов и правда присылал некоторую помощь спасшему его воину. Давеча, например, пришла артель молодцев, частично даже из дружины. Они помогли валить лес для будущего сруба и перетаскивать его к кузницам. Пока что в том конце возле детинца располагались только мастерские, не предназначенные для житья-бытья. Но к началу осени обещали возвести новенькие дома. И все же для Коти добрый князь навечно носил клеймо предательства.
Но Вен Аур ее не понимал, потому что в городе ему еще никто не сделал большого зла. Он завел небольшую компанию друзей, в которую входили несколько гридей и уцелевших в битве подмастерий. Котя же вновь осталась в одиночестве. Она даже немного обижалась, когда любимый находил время для приятелей в ущерб их встречам. Но мужчины вместе работали, вместе строили избы, вместе вспоминали военные успехи. В таких разговорах Коте не находилось места. Она это понимала, однако опасалась за Вен Аура: нежданно свалившаяся слава ослепляла его. Еще бы! Весь город судачил о простом кузнеце, который спас князя.
— Я разбогатею! Люди идут ко мне! — радостно тараторил он, когда пара спускалась к прохладной реке. — И им правда нравится, как я делаю всякие штуки.
— А не тот ли это ерик, по которому недавно ты пробирался к вражескому лагерю? — спросила Котя, переводя тему разговора.
Вокруг шелестели заросли тростника и рогоза. Среди камышей на другом берегу несколько мальчишек ловили речных раков, но вскоре собрали шевелящуюся зеленую орду клешней в плетеную корзину и ушли. Коте сделалось неуютно, хотя теплые сумерки дышали покоем.
— А, э… Что? — замялся сбитый с толку Вен Аур, а потом беззаботно отмахнулся: — Нет, тот ерик с другой стороны, это заводь реки. Так я о богатстве! Котя, ты представляешь, как мы заживем?
— Ты сам согласился, что грех людей — это жадность, вот и не поддавайся ему, — сухо отозвалась Котя, уставившись прямо перед собой. Она опасалась, что водоворот стольного града поглотит и испортит ее чистого душой волка.
«Ничего, я удержу его», — не слишком веря себе, пообещала Котя. Она и сама вышла из глуши. Но слишком хорошо знала, как вероломны люди. Иногда они обещают великие чудеса и признание, а стоит оступиться или показать отличия от них — готовы казнить. Справедливость — удобное прикрытие. Котя обещала себе верить в лучшее, поэтому надеялась, что Вен Ауру больше никогда не придется проявлять свою сущность Хаоса. Так бы его и не заподозрили ни в чем дурном. Он и не совершал ничего дурного! Но для обычного жителя города хватало и одного упоминания страшного неизведанного места.