Индия глазами русского Шивы. Роман-путеводитель
Шрифт:
– Но это же стоит безумных денег! Откуда они у тебя? – допытывался я.
Дина молчала и загадочно улыбалась, делая вид, что не понимает меня. Это были сказочные дни: мы занимались любовью, бродили по храмам, добрались до пещеры Арджуны, фотографировались на яках и смеялись, тиская местных ангорских кроликов. Мы слушали местные истории про мудреца Васиштху и первопредка риши Ману, который вроде был Адам и Ной в одном лице. После потопа, случившегося много тысячелетий назад, Ману причалил в эти края на своем ковчеге. Поэтому впоследствии тут был построен храм в его честь.
Однажды
– Что они делают?
– Носят мурти.
– Не поняла! Какие-такие мурти?
– В деревнях обычно есть колдуны, которые точно знают, что хочет божество в данный момент. У них такая работа. Они определяют время, когда божество хочет «прогуляться». Часто этот период совпадает с праздниками. И деревенские носят на паланкине мурти – статую божества, – пока колдун им не скажет, что божество довольно и пора возвращаться…
– Какие страшные суеверия! – рассмеялась Дина.
Впечатления сменяли друг друга, как кадры кинопленки.
А следующий день нам посчастливилось сняться в настоящем кино. Точнее, в его эпизоде. Когда я привез Дину посмотреть Наггар, выяснилось, что в городке все стоят на ушах: во дворце махараджи снимается настоящее индийское кино! Издалека до нас донеслись звуки зажигательных индийских танцев.
– Привет, ребята! – вдруг издалека окликнул нас взмыленный молодой европеец, продираясь через толпу. – Я помощник режиссера по работе с европейцами. Сниметесь в массовке? Режиссеру нужны лица колонизаторов, а тут как на грех народу мало. А рыжих и вообще нет. Девушка, да вы просто находка для нас!
Мы с Диной переглянулись. Она залилась веселым хохотом и кивнула. Парень быстро потащил нас к импровизированному павильону, лихо расталкивая собравшуюся поглазеть на халявное развлечение толпу.
– Между прочим, это известная индийская актриса, – шепотом сказал я Дине, показывая на вызывающе раскрашенную индианку в красном сари, солировавшую в танце. – Я только забыл, как ее зовут. Они в Болливуде все похожие.
Как нам разъяснил помощник режиссера по работе с европейцами, в наши обязанности входило с выраженным восторгом смотреть на индийские пляски, а потом Дина должна была выйти и выразить восхищение танцем.
– Но мы же в неподходящей одежде… – выразила сомнение Дина, осмотрев свои широкие штаны и футболку.
– Самое то! Вам же надо сыграть европейцев! – заверил помощник режиссера и отвел нас к группе хихикающих разнокалиберных бледнолицых, уже отобранных для массовки.
Съемка пошла. Танцевали индийские дивы не слишком слаженно, зато темпераментно, с несколькими дублями часа полтора, у меня уже уши чуть не отвалились от музыки. Наконец по отмашке на финальной сцене нашего эпизода к местной звезде побежала выражать восхищение Дина, но не удержалась и, широко улыбаясь, исполнила рядом с ней несколько провокационных танцевальных па в стиле клаб-микс. Вслед за ней пританцовывать начала и вся наша массовка. Я похолодел, предчувствуя международный скандал.
Как только сцена была отснята, режиссер завопил и кинулся к Дине. Прима на секунду поджала губки,
– Спасибо! – бросился ко мне пожимать руку помощник. – Это замечательная находка – танцующие под индийскую музыку колонизаторы! Мы обязательно включим это в фильм.
– Ты представляешь, мне предложили приехать сюда еще сниматься! – через полчаса, хохоча, рассказывала мне Дина. – Оказывается, у меня довольно редкий цвет волос! Мне сказали, здесь я могла бы быть тут звездой…
– Оставайся! – рассмеялся я в ответ.
Еще мы побывали в храме Хадимбы, больше похожем на небольшую пагоду. Обычно живая и непосредственная, Дина там неожиданно притихла, заглянув в темноту. Этот храм – старейший в Манали, выстроен вокруг скалы и посвящен Хадимбе (или Хирма Деви), супруге Бхимы, самого сильного из пяти братьев-пандавов. Хадимба считается здесь воплощением могущественной и страшной богини Кали.
История тысячелетий, как речка Биас, бежала где-то у самых наших ног. Нам с Диной было неожиданно хорошо и легко вместе, как будто мы знали друг друга сто лет и вовсе не собирались расставаться.
Вечером Дина весело пила банановый ласси в кафе и куталась в просторную индийскую шаль. Она в очередной раз удивлялась тому, что индийский официант не понимает ее превосходного английского с хорошо поставленным произношением.
– Тут не нужен превосходный английский! – рассмеялся я. – Тут нужен индиш. Произноси все, как пишется. Не употребляй никаких вежливых и сложных грамматических форм. И дело пойдет!
Дина по-прежнему отказывалась общаться с израильтянами, предпочитая всем мое скромное общество. Казалось, так теперь будет всегда. Но дата отъезда Дины приближалась с суровой неумолимостью. Несколько раз на мобильный звонил ее отец, и она подолгу разговаривала с ним на непонятном мне языке. Мне казалось, тон разговоров был более чем повышенный. После таких бесед Дина несколько раз плакала.
Перед самым отъездом я рассказал ей историю Клары-Светы, которая отчего-то не шла у меня из головы.
– Она кто, твоя подружка? – перебив меня, спросила Дина и прищурилась.
– Нет. Мы видели друг друга всего несколько дней.
– Ладно, попробую узнать что-нибудь про нее. Давай запишу имя.
– Но она в Гамбурге, а ты в Тель-Авиве!
– Это неважно, у меня есть кое-какие мысли. Попробую что-то придумать. Ты меня заинтересовал…
Мне было отчаянно жалко отпускать Дину. До последней минуты я не верил в расставание.
– Зачем тебе уезжать? Оставайся! – умолял ее я. – Тут можно жить без документов. Посмотри на меня! Тут вообще все можно. Почти…
– Извини, я должна вернуться в Израиль…
Она держалась твердо, но тоже всплакнула перед отъездом и, бросившись на шею, обещала все уладить и приехать снова через месяц или два. Что-то мне подсказывало, что этого не будет. Сердце разрывалось, но я клятвенно обещал ей беречь себя в этой дикой стране и писать ей электронные письма.
На самом деле чувствовал, что, скорее всего, теряю Дину навсегда. Но удерживать ее против воли не мог.