Индийские рассказы
Шрифт:
Мы натолкнулись на второй бакен, и нас отнесло к корме норвежской баржи, гружённой лесом, — я увидел большие четырехугольные отверстия по обеим сторонам водореза. Затем мы нырнули в пространство между рядами барж и поплыли вдоль них, с трудом протискиваясь вперёд. Утешительно было думать, что после каждого толчка динги снова приходила в равновесие, но положение наше сильно осложнилось, когда она стала протекать. Человек поднял голову, всмотрелся в густой мрак, окружавший нас, и присвистнул.
— Вон там я вижу линейный пароход, он идёт против течения. Держитесь к нему правой стороной и идите прямо на свет, — сказал он.
— Разве я
Он взялся за весла и нежно проговорил:
— Пьяному человеку ничего не сделается. Оттого-то я и хотел ехать с вами. Не годится вам, старина, быть одному в лодке…
Он направил динги к большому кораблю и обогнул его, и следующие десять минут я наслаждался — решительно наслаждался — зрелищем первоклассной гребли. Мы протискивались среди судов торгового флота Великобритании, как хорёк протискивается в кроличью норку; мы — т. е., вернее, он — весело приветствовали каждое судно, к которому мы приближались, и люди перевешивались через борт и ругали нас. Когда мы выбрались, наконец, в сравнительно спокойное место, он передал мне весла и сказал:
— Если вы будете грести так, как пишете, то я буду уважать вас за все ваши пороки. Вот Лондонский мост. Проезжайте под ним.
Мы въехали в тёмную арку и выбрались с другой стороны её, подгоняемые течением, которое пело победную песнь. У меня осталось только желание вернуться домой до утра, а в остальном я совершенно примирился с этой прогулкой. На небе мерцали две или три звезды, и, держась посередине реки, мы были вне всякой серьёзной опасности.
Человек громко запел:
Самый красивый клипер, какой только можно найтиЙо-хо! Охо!Был «Маргарет Ивенс», чёрный, линейный клиперСто лет тому назад.— Напечатайте это в вашей новой книге, которая будет великолепна.
Тут он встал во весь рост на корме и продекламировал:
О! башни Юлия, вечное зло Лондона,Вскормленное гнусностями и полуночными убийствами, —Нежная Темза течёт спокойно, пока я окончу свою песнь,И вот моя могила такая же маленькая, как моё ложе.Я тоже поэт и могу чувствовать за других людей.
— Сядьте, — сказал я, — вы перевернёте лодку.
— Эй, я сижу, сижу, как наседка, — он тяжело опустился на место и прибавил, грозя мне пальцем:
Учись, благоразумный, — тщательное самонаблюдениеЕсть корень мудрости.— Как мог человек вашего положения так напиться? Это большой грех, и вы должны на все четыре стороны помолиться Богу за то, что я с вами… Это что за лодка?
Мы уже поднялись далеко по реке, и вдогонку за нами шёл бот, на котором сидело четверо людей, мягкими и равномерными взмахами весел приближавшихся к нам.
— Это речная полиция, — сказал я как можно громче.
— О, эй! Если ваш грех не найдёт вас на суше, то уж, наверное настигнет на море. Они, по-видимому, собираются дать нам выпить?
— Весьма вероятно. Я позову их.
Я крикнул.
— Что вы там делаете? — отвечали с
— Это динги, которая ушла от «Бреслау», потому что кабельтов развязался.
— Это не кабельтов развязался, а его развязал вот этот пьяница, — заорал мой спутник. — Я забрал его с собой в лодку, потому что он не может держаться на твёрдой земле.
Тут он раз двадцать прокричал моё имя, так что я почувствовал, как густой румянец покрывает моё лицо.
— Через десять минут вы будете сидеть под замком, мой друг, — сказал я, — и я сомневаюсь, чтобы вас скоро освободили…
— Шш… молчи, дружище. Они думают, что я ваш дядя.
Он взял весло и принялся брызгать водою в сидевших в лодке, когда они приблизились к нам.
— Прелестная пара! — сказал полицейский.
— Я буду всем, чем вам угодно, если вы только возьмёте от меня этого беса. Доставьте только нас на ближайшую пристань, и я не причиню вам больше никаких затруднений.
— Какая испорченность, какая испорченность! — завопил человек, опускаясь на самое дно лодки. — Он похож на гибнущего червя, этот человек! И ради какой-то жалкой полкроны — быть захваченным речной полицией в самом расцвете сил!
— Будьте великодушны, гребите! — закричал я. — Человек этот пьян…
Они подвезли нас к отмели, где был пожарный или полицейский пост; трудно было рассмотреть что-нибудь во мраке. Но я хорошо видел, что они относятся ко мне не с большим уважением, чем к моему спутнику. Я ничего не мог объяснить им, потому что я доставал дальний конец кабельтова и чувствовал себя лишённым всякой респектабельности.
Мы вышли из лодки, причём мой товарищ шлёпнулся прямо лицом на землю, а полицейский суровым тоном задал нам несколько вопросов относительно динги. Мой товарищ умыл руки, отрицая всякую ответственность в этом деле. Он был просто старый человек, которого толкнул в украденную лодку этот молодой господин — по всей вероятности, вор, — он же только спас лодку от крушения (это была совершённая правда) и теперь рассчитывал получить за это награду в виде горячего виски с водою. После этого полицейский обратился ко мне.
По счастью, на мне был вечерний костюм, и я мог показать свою визитную карточку. Но ещё большим счастьем было то, что полицейский знал и «Бреслау», и Мак-Фи. Он обещал мне отослать динги назад при первой возможности и не отказался принять от меня серебряную монету в знак благодарности. Когда все это было улажено, я услышал, как мой товарищ сердито сказал полицейскому:
— Если вы не хотите дать выпить человеку в сухой одежде, то вы должны будете дать что-нибудь утопленнику…
С этими словами он осторожно подошёл к краю отмели и вошёл в воду. Кто-то зацепил багром его за брюки и вытащил обратно на сушу.
— Ну, теперь, — сказал он торжествующим тоном, — по правилам королевского человеколюбивого общества вы должны дать мне горячего виски с водою. Не стесняйтесь перед этим молодцом: это мой племянник и славный малый. Я только не могу взять в толк, зачем ему понадобилось разыгрывать маскарадное представление, точь-в-точь как м-р Теккерей во время бури. О, тщеславие юности! Недаром Мак-Фи говорил мне, что вы тщеславны, как павлин. Теперь-то я это знаю.
— Вы бы лучше дали ему чего-нибудь выпить и посадили бы его куда-нибудь на ночь. Я совершенно не знаю, кто он такой, — с отчаянием сказал я, и, когда человек принялся пить виски, которое ему дали по моей просьбе, я поспешил ускользнуть от него и убедился, что нахожусь неподалёку от моста.