Индийский мечтатель
Шрифт:
Двое сипаев, сбежавшие из крепости вместе с Патриком, разошлись в разные стороны. Теперь нужно было как можно скорее отправить Патрика подальше от Бенгалии…
Вернувшись домой, Лебедев тотчас поручил Сону предупредить Патрика. До отплытия судна осталось только три дня.
Сону подал учителю письмо, которое только что принес Чанд.
Голукнат писал, что уже успел побеседовать со старшим братом по поводу уплаты долга. К сожалению, ничего не удалось добиться: оказалось, что долговое обязательство Суон-сахиба уже кем-то выкуплено. Рагхунат объяснил, что ему срочно
Лебедев помрачнел.
— Вот досада! — прошептал он, комкая письмо. — Все шло так удачно — и вдруг!.. Кто же теперь является моим кредитором?.. Быть может, это человек добрый, отзывчивый и я смогу уговорить его отсрочить уплату?.. Нечего огорчаться! — решил он. — Когда-нибудь он непременно явится.
Срок платежа истекал 1 декабря, то-есть через четыре дня. Значит, долго ждать не придется.
«Принцесса Шарлотта» уходила в море 1 декабря. С Патриком обо всем условились: он придет в город вечером, когда совсем стемнеет, и будет ждать Герасима Степановича в порту, у причала, где стоит корабль капитана Фостера.
В этот день Лебедев встал рано и тотчас же отправился в театр. Он решил дать второе представление не позже чем через две недели и на этот раз показать всю пьесу полностью. Приходилось усиленно репетировать.
Когда по окончании репетиции Герасим Степанович выходил из театра, к нему подошел незнакомый англичанин:
— Извините, сэр! Прошу уделить мне несколько минут…
Это был мужчина средних лет, очень скромно, пожалуй, даже бедно одетый. Длинные вьющиеся волосы, широкополая потертая шляпа, черный плащ, небрежно накинутый на одно плечо, придавали ему вид странствующего артиста или художника. Так оно и оказалось.
Незнакомец представился;
— Джозеф Баттл, живописец.
Он рассказал, что в течение нескольких лет служил в театре Ост-Индской компании, но из-за нищенской платы и дурного обращения управляющего театром Томаса Говарда вынужден был оставить место.
Вот уже около трех месяцев он не имеет службы и пробавляется случайными заработками, весьма непостоянными и скудными…
— Положение печальное! — сказал Баттл, грустно усмехаясь. — Больная жена, четверо детей… Не хотелось бы об этом говорить, однако приходится…
Лебедев мягко сказал:
— Поверьте, мистер Баттл, я рад был бы помочь вам в беде, но. дело в том, видите ли… у меня самого финансовое положение…
— О, мистер Лебедев, — воскликнул художник, прижимая руки к груди, — я не прошу милостыни! Речь идет только о работе. Я побывал на вашем представлении, и, клянусь, оно очаровало меня! Мечтаю работать с вами вместе. Мне кажется, что вам не хватает хорошего декоратора. Испытайте меня! Уверен, что не ударю лицом в грязь.
Лебедев подумал.
— Живописец нам действительно нужен. Планы у меня широкие… Только, к сожалению, пока… — Он показал на свои карманы и улыбнулся.
— Понимаю, —
— Ну что ж, — сказал Герасим Степанович, крепко пожав руку художника, — если так, то очень рад. Приходите завтра, обсудим все подробно.
Дома он отдохнул с часок, а затем уселся за письменный стол.
Работа над новым переводом двигалась довольно быстро. Но, просмотрев несколько страниц, написанных за последние два дня, он задумался…
Это была опять комедия, похожая на предыдущую. «Любовь — лучший лекарь», — так называлась она. Все это не то! Хотелось чего-то более значительного, более глубокого. «Нет, рано еще, — старался он успокоить себя. — Нужно получше овладеть искусством перевода, приучить зрителей к новому театру — тогда можно будет приняться за перевод какой-нибудь русской пьесы». К сожалению, у него не было ни одной из русских пьес… Можно, пожалуй, написать Воронцову или, еще лучше, через русское посольство в Лондоне попросить Дмитревского, пусть перешлет новые комедии из тех, что сейчас идут в Петербурге и в Москве…
В Петербурге и Москве!.. В последнее время он был так поглощен театральными заботами, что не оставалось времени для посторонних мыслей. А теперь вдруг снова нахлынули воспоминания, от которых всегда становилось сладко и больно и слезы туманили глаза…
Ох, как давно не видел он русской земли, русской одежды, русского лица! Засиделся в чужих землях, пора бы восвояси. «Наладить театр, потом передать его самим индийцам. Напечатать грамматический труд… Тогда можно и возвращаться. Не с пустыми руками приеду!» — мелькнула горделивая мысль.
Герасим Степанович посмотрел в окно. Уже совсем стемнело. Должно быть, Патрик уже ждет его.
Патрик действительно ждал в условленном месте. Вечер стоял сухой и, по здешним понятиям, холодный.
Наступила чудесная индийская зима — благодатный сезон для европейцев, которые в прочие времена года изнывали то от нестерпимого зноя, то от столь же нестерпимых ливней.
На беглеце было темное потертое платье и круглая морская шляпа-зюйдвестка, которыми его снабдил Лебедев. Он стоял на пристани, стараясь держаться в темноте. Пришлось ждать довольно долго, и он, по правде сказать, немного волновался, как бы не наткнуться на полицейского. Наконец появился Герасим Степанович. Вместе они поднялись на палубу «Принцессы Шарлотты». Лебедев представил Патрика капитану Фостеру.
— Хорошо, — сказал капитан, окинув его испытующим взглядом. — Вид подходящий… Что умеете делать?
— Многое, — сказал Патрик. — Четыре года прослужил в королевском флоте…
— Покойник, которого вы замените, был старшим марсовым 63. Справитесь?
— Надеюсь, — ответил Патрик. — Немного отвык, но буду стараться.
— Ваше имя Джон Брэй. Запомните.
— Есть, сэр!
— До отплытия останетесь здесь, потом я вам укажу ваше место.