Индульгенция 1. Без права выбора
Шрифт:
Скажете, раскатал губу? Кто ж тебе даст на первой встрече? А вот и нет. Мы ж темные — у нас все наоборот. Добродетели считаются грехом, а грех — добродетелью. Не так, чтобы прям критично — но пороки тут не то, чтобы поощрялись, а скорей, не осуждались. То есть, незамужняя девица не будет кичиться своей невинностью, а парень, вполне спокойно может при знакомстве с девушкой хвастаться своими любовными победами и размерами члена.
Вообще, общество в этом мире было, конечно, интересным. Темные — это темные, насчет них уже все понятно. Что же касалось светлых — ага, сразу
При свете дня гадостей творится не меньше, чем под покровом ночи. Например, светлая стража вполне себе спокойно могла брать взятки, прикрываясь добровольными пожертвованиями. А Темный приказ посадить на кол сильно уж проворовавшегося чинушу, забывшему заплатить с этого налог. Ну да, тут за все надо платить — даже с украденного. Справедливость была у каждого своя, но она все же была.
При этом было четкое разделение обязанностей между светлыми и темными. Правда, это касалось только Москвы — центра Российской империи, которая была признана нейтральной территорией. То есть, тут были равные права как у темных, так и у светлых.
Именно в Москве заседали оба императора, когда решали глобальные задачи. А так каждый жил на своей земле: Светлые на юге империи со столицей в Светлогорске, темные — на севере, со столицей в Темнокаменске. Но хватит истории — слышу уже стук каблучков, а я ещё не причесан.
Нацепив на лицо самую радушную улыбку, я приготовился к разврату…
Глава 4
Глава 4
— Ее Сиятельство Темникова Настасья Андреевна, — торжественно провозгласил слуга, после чего едва успел сделать шаг в сторону, а то его снесла бы с ног мелкая торпеда, что ворвалась следом.
Смерив его презрительным взглядом, ее сиятельство вытолкала беднягу пинками за дверь, закрыла ее и злобно уставилась на меня.
Так, и что тут у нас? Мелкая — мне едва по плечо. Черные, чуть взлохмаченные волосы, такое же черное платье, плотно обтягивающее роскошную фигурку. На руках перчатки с торчащими из них шипами. На шее такая же хрень — ошейник как у собаки. Агрессивный макияж во все тех же мрачных тонах. Моська злобная, что при ее росте смотрелось немного комично. Ну, как если бы на вас зверски скалился шпиц. При этом грудь большая для ее роста, а с учетом того, что дама была без лифчика, соски торчали так, что могли пробить ткань.
Пока я беззастенчиво рассматривал ее, она, ничуть не сомневаясь в своём праве на это, подскочила ко мне и влепила мне по морде хорошего леща, от которого у меня едва голова не отвалилась.
— Охренела?! — тут же ответил я кулаком в нос.
Её нос отчётливо жалобно хрумкул, и даму отбросило к двери — все же у нас разные весовые категории.
Думаете, она на этом успокоилась? Ее руки окутала темная дымка, от которой явно повеяло смертью, а моя рука замерла на кнопке активации защиты. Одно касание, и эту дуру растворит на редкие элементы.
— Какого хрена ты творишь?! — зашипела она, сразу показав, что дамы и логика — вещи в принципе несовместимые.
— Я творю?!
— Какой на хрен поцелуй?! Ты почему, гад такой, до сих пор не разорвал нашу помолвку?
— Разорвал? А что, должен был? — задумался я. Память услужливо подкинула мне этот порядком подзабытый момент.
Лет пять назад мой и ее отец отмечали какое-то важное событие — то ли светлых нагнули, то ли новый бордель открыли — не суть. И вот им с пьяных глаз померещилось, что было бы здорово породниться. Своих детишек они поставили перед фактом, после чего принялись отмечать уже это знаменательное событие.
Вот только детишки этому совсем не обрадовались. Мелкая тогда была еще мельче, характер её еще сволочней, а уж про манеры я вообще молчу. Ну а тому мне даже в столь юном возрасте нравились фигуристые дамы с большими сиськами, а не вот такое вот недоразумение. Я тоже казался ей не самым лучшим вариантом. Так что мы решили, что как только мне стукнет восемнадцать и у меня появится право голоса, я смогу разорвать помолвку, убедив отца, что она мне не пара. А чтобы его в этом убедить, мелкая должна была начать отыгрывать конченую мразь, что среди темных хоть и не порицалось, но все равно имелись какие-то границы. Хотя я подозреваю, что мелкая не играла, а на самом деле была таковой. Так что с ее стороны договор вроде как был выполнен, а я о нем абсолютно забыл.
Ее отец, кстати, хотел нашей свадьбы еще больше, потому как за это время мы поднялись еще выше, стали еще богаче и влиятельней. Так что все было бы хорошо, если бы не заартачившиеся детки.
— Ладно, понял, вспомнил. Такую мелкую, — это слово я выделил, смерив ее высокомерным взглядом, — проблему легко решить. Отец сейчас в отъезде и связи с ним нет. Но как только он вернется, я скажу ему, что все — на такой уродине я жениться не буду, потому как опасаюсь, что и дети родятся уродами.
— Это кто тут урод? Это я урод?! — еще больше завелась она. — Да на мои фото дрочит пол-империи!!! Даже, говорят, у самого Тёмного императора есть видео, где я позирую в купальнике! Такой красоты прежде не было, нет и уже не будет. И вообще, у меня есть тот, кто это ценит.
— Да похер. Прорекламировала себя — отлично, зачёт. Рад за тебя и все такое. И если больше вопросов нет, можешь валить. А я пока поплачу над упущенной задницей.
— Че? Реально не нравлюсь? — вдруг сменила она тон со злобного на заинтересованный.
— Ебабельна, — кивнул я. — Но мелкая. Тебя, чтоб в губы поцеловать, надо на ступеньку, а то и на две выше ставить. А я, знаешь ли, люблю, чтобы дамы покрупней были. Ну, и сиськи чтоб побольше.
— Грубиян, — как ни странно, от ее злобы не осталось и следа. — Ладно, чаем хоть напоишь?
— Ну, если больше драться не будешь, могу и не только чаем. Чего желаешь?
— Чай и выпечку какую-нибудь.
— Ща сделаем. Эй ты, бедолага! Есть кто на проводе? — заорал я, нажав кнопку связи со слугами. — Тащите всего и много. И быстро! Дама изволит жратеньки хотеть.