Инфаркт и Инсульта
Шрифт:
Направо от шоссе отходила грунтовка, а вернее, — лесная тропа, пробитая некогда лесозаготовщиками. В осеннюю пору на нее сворачивали машины грибников, а сейчас, не нужная никому, она вольно зарастала ландышами и земляникой.
Устин свернул направо, и через минуту шоссе, и без того не слишком оживленное, исчезло из поля зрения. Здесь не было слышно индустриального шума, и едва замолк вторгшийся в лесное царство мотор, воцарилась тишина, насыщенная трелями дрозда и синицы. Если уж выбирать место для вечного упокоения, то лучшего не найти.
Не по-юношески изношенное сердце стучало с перебоями, Устин отчетливо понимал: еще немного — и оно сдаст
Неважно, пусть она думает, что попалась развратнику, готовому воспользоваться ее беспомощным положением, пусть она думает что угодно, но сейчас у него есть возможность спасти хотя бы ее. В конце концов, для того он и создан, чтобы взять на себя смертельный недуг близкого человека. А у него, как ни крути, нет никого ближе этой замухрышки, ведь она единственное существо, с которым Устин за полчаса своего существования перекинулся парой слов.
За тысячи обновлений, прошедших с незапамятных времен, хозяин ни с кем и никогда не целовался. Понимал, что здесь скрыта самая большая опасность для бессмертного — возможная потеря драгоценнейшей способности к полноценному митозу. Напорешься на такое же существо, что и ты сам, две гаплоидные клетки сольются в единое целое, и никто не сможет гарантировать, сумеют ли они потом разойтись. И даже если разбегутся, то кому достанется дар бессмертия? Страшная штука — кроссинговер, Тродеус понимал это еще в те времена, когда слово это не было придумано, да и понимать его будущему Устину Ивановичу было нечем.
Должно быть, Устину при делении досталось слишком мало логики и элементарного чувства самосохранения. И как только с таким багажом он сумел сбежать из мотеля?
Рита не отшатнулась, не попыталась защититься. Она качнулась навстречу и закрыла лихорадочно блестящие глаза.
В минувшей жизни, от которой ей достались ошметки воспоминаний, мужчины постоянно ухаживали за Ритой. Не за самой Ритой, конечно, а за Маргаритой Романовной Абиминой, именно так звалась хозяйка пару последних столетий. «Он мужчина, ему надо, — любила повторять мадам Абимина, когда очередной ловелас принимался добиваться близости, — какая жалость, что я не мужчина, и мне это ну совсем не нужно...». Так что, строго говоря, мадам Абимина была самая что ни на есть натуральная мадмуазель. «Умри, но не дай поцелуя без любви», — другая любимая сентенция хозяйки.
Умереть не трудно, иногда для этого достаточно единственного поцелуя с себе подобным.
Злая насмешка судьбы: при дележке совместного имущества Рите досталось твердое намерение мадам, очнувшись, навалиться на «это», если «оно» еще дышит, и размеренно бить в лоб, не хлестко, чтобы, не дай бог, не осталось следов, но упорно, размеренными тяжелыми ударами, пока «оно» не перестанет трепыхаться. Так уже случалось не раз, и это воспоминание заставило Риту, превозмогая дурноту и слабость, уползти подальше от чудовища, частью которого она так недавно была.
Но теперь все равно пришла пора умирать; Рита чувствовала это слишком хорошо. Ну и пусть... зато она умрет не бесполезно, а успеет впитать боль, прожигающую грудь Устина. Он мужчина, ему надо... Единственный человек, который за всю ее жизнь, за долгих полчаса обратил на Риту внимание и даже предложил помощь. В больницу... нет уж, куда угодно, только не в больницу. Она умрет здесь, а что касается поцелуя без любви... кто скажет, где кончается кроссинговер и начинается любовь?
Дорогой
— Нет, я никого не подозреваю И врагов у меня нет, я имею в виду — серьезных врагов, которые могли бы пойти на такое. Думаю, это был просто вор с извращенным чувством юмора, иначе зачем он стащил все, даже носки и трусы. Своих у него, что ли, не было?
Устин Иванович сидел в номере, завернутый в простыню, и давал показания следователю, вызванному перепуганной администраторшей. Мотель «Липовки» следователю был отлично известен, так что он ни секунды не сомневался, что имеет дело с поругавшейся гомосексуальной парой. Мотель был популярен не только среди проституток, «голубые» тоже частенько появлялись в его гостеприимных стенах. Сначала парочка, небось, предавалась своей грязной страсти, а потом поссорилась. Милые бранятся — только тешатся. Вот и потешились. Младшенький дождался, пока дядя уснет, и тихонько удрал, прихватив барахло обидчика, все, вплоть до трусов. А тому только и остается изображать жертву таинственного ограбления.
И все же следователь спросил:
— Опоить вас нигде не могли? Скажем, остановились в придорожном кафе, а там случайный посетитель...
— Нет. Завтракал дома, потом поехал по делам, а тут вдруг — внезапная сонливость. Если бы не остановился — заснул прямо за рулем. У меня такое бывает.
Он чуть было не сказал: «В моем возрасте», — но вовремя спохватился: не стоит лишний раз привлекать внимание следователя, что пострадавший выглядит подозрительно моложе своих пятидесяти семи лет.
— Что ж, — заключил следователь, — будем искать. Машину, думаю, найдем, а вот насчет трусиков — обещать не могу.
— Черт с ними, с трусиками, — проговорил Тродеус, — а сейчас-то мне как быть? Домой надо, и одежонку хоть какую, не в простыне же...
— Н-да... — следователь был в затруднении. Обычно пострадавшего увозила скорая, либо он оставался в одежде, а не как сейчас — в одной казенной простыне. — Живете-то вы далековато... ладно, попробую для вас что-нибудь придумать.
Тродеус хотел поблагодарить заботливого милиционера, сказать, что не останется в долгу и, вернувшись домой, заплатит и за предоставленную одежду, и за машину, на которой его повезут, но неожиданно почувствовал, что не может произнести ни слова. Губы, язык стали как чужие, из перекошенного рта вырвалось лишь неразборчивое мычание.
Следователь вскочил, испуганно глядя на Тродеуса. Лицо человека, который только что так спокойно обсуждал с ним приключившуюся шкоду, резко пошло пятнами, Тродеус замычал, судорожно взмахивая скрюченной рукой, и повалился набок. Неужто удар? Вот непруха! — надо было сразу предложить обворованному валерьянки... Но кто мог знать?
Случившееся он воспринимал едва ли не с юмором, на такие вещи глаз у следователя был наметан.
— Врача! — крикнул следователь, высунувшись в коридор. Потом вернулся к Тродеусу, попытался нащупать пульс. Повернул набок голову лежащего, чтобы тот не захлебнулся тягучей пенистой слюной, выступившей на губах. Руки делали все, как полагается в таких случаях, но в голове следователя неторопливо текли соображения, что пострадавшего-таки увезет скорая, а ему не нужно будет искать одежду. Конечно, придется объясняться с начальством по поводу умертвия, но поскольку оно не криминальное, то особых проблем не возникнет. А гомика не жалко, так ему и надо, скотине.