INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков
Шрифт:
— Чтобы расстаться со мной, Альвар, достаточно будет одного лишь усилия вашей воли: я даже сожалею, что моя покорность будет вынужденной. Если вы и впредь не захотите признать моего усердия, это с вашей стороны будет безрассудством и неблагодарностью…
— Я не верю ничему, я знаю лишь одно — мне нужно уехать. Сейчас я разбужу моего слугу, пусть он раздобудет мне денег, сходит на почтовую станцию. Я отправлюсь в Венецию, к Бентинелли, банкиру моей матери.
— Вам нужны деньги? К счастью, я предвидела это и запаслась ими.
— Оставь их у себя. Будь ты женщиной, я поступил бы подло, приняв их.
— Я предлагаю их не в дар, а взаймы. Дайте мне вексель на имя вашего банкира. Подсчитайте, сколько вы задолжали здесь и оставьте на вашем бюро письменное распоряжение Карло расплатиться за все. Извинитесь в письме перед вашим командиром, что неотложное дело вынуждает вас уехать, не взяв отпуска. Я пойду на почтовую станцию заказать вам лошадей и карету. Но прежде чем покинуть вас, Альвар, прошу вас, успокойте мои страхи. Скажите мне: «Дух, принявший телесную оболочку ради меня, меня одного, я принимаю твое служение и обещаю тебе свое покровительство».
Произнеся эту формулу, она бросилась к моим ногам, схватила мою руку и прижала к губам, обливая ее слезами.
Я был вне себя. Не зная, на что решиться, я не отнял своей руки, которую она покрывала поцелуями, и пробормотал слова, которые казались ей столь значительными. Не успел я произнести их, как она вскочила и воскликнула в порыве восторга: «Я ваша, я смогу стать счастливейшим созданием на свете!»
В мгновенье ока она завернулась в длинный плащ, надвинула на глаза широкополую шляпу и выбежала из комнаты.
На меня словно нашло какое-то оцепенение. Я разыскал свои счета, приписал внизу распоряжение Карло расплатиться, отсчитал необходимую сумму, написал командиру и одному из своих ближайших друзей письма, которые должны были показаться им весьма странными. В это время за дверью послышался стук подъехавшей кареты и щелканье бича. Вошла Бьондетта, по-прежнему закутанная в плащ, и увела меня. Карло, разбуженный шумом, появился в одной рубашке.
— У меня на столе вы найдете все распоряжения, — сказал я, — сейчас я сажусь в карету и уезжаю.
Бьондетта села со мной и устроилась на переднем сиденье. Когда мы выехали из города, она сняла шляпу, закрывавшую лицо. Волосы ее были убраны в пурпуровую сетку, из-под которой выбивались одни лишь кончики — они казались жемчужинами среди кораллов. Никаких других украшений на ней не было, и лицо ее сияло своей собственной прелестью. Кожа была удивительно прозрачной. Нежность, кротость, наивность самым непостижимым образом сочетались с лукавым огоньком, сверкавшим в ее взгляде. Поймав себя на этих наблюдениях, я счел их небезопасными для своего спокойствия и, закрыв глаза, попытался уснуть.
Попытка моя увенчалась успехом, я погрузился в дремоту и увидел приятные сны, словно бы созданные для того, чтобы душа моя могла отдохнуть от томивших ее причудливых и пугающих мыслей. Впрочем,
Уже стемнело. Я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав: это был носильщик, предлагавший взять мои вещи, но у меня не было с собой даже ночного колпака. Бьондетта появилась у другой дверцы и сообщила, что наш корабль сейчас отчалит. Я машинально вышел из кареты, взошел на борт и снова впал в тот же летаргический сон.
Что еще сказать? На следующее утро я проснулся в роскошных апартаментах лучшей венецианской гостиницы, на площади Святого Марка. Мне приходилось бывать здесь и раньше, и я тотчас же узнал ее. Возле моей кровати было приготовлено белье и роскошный халат. Я решил, что это предупредительность хозяина, видевшего, что я прибыл без всякого багажа.
Я встал и оглянулся, нет ли в комнате, кроме меня, еще кого-нибудь. Я искал Бьондетту.
Устыдившись этого первого движения, я мысленно возблагодарил судьбу — значит, этот дух и я не неразлучны; я избавился от него, и если за свою неосторожность я поплачусь лишь гвардейской ротой, можно считать, что мне очень повезло.
«Мужайся, Альвар, — говорил я себе, — кроме Неаполя есть и другие дворы и государи. Пусть это послужит тебе уроком, если ты вообще способен исправиться. Впредь ты будешь вести себя лучше. Если тебе дадут отставку, тебя ждут любящая мать, Эстрамадура и честное наследие отцов. Но чего же хотел этот бесенок, не покидавший тебя целые сутки? Он принял весьма соблазнительный облик. Кроме того, он дал мне денег, я хочу вернуть их ему».
Не успел я закончить эти рассуждения, как мой кредитор вошел в комнату в сопровождении двух слуг и двух гондольеров.
— В ожидании пока приедет Карло, вам нужны слуги, — сказал он. — В гостинице мне поручились за их честность и расторопность, а вот эти двое — самые смелые молодцы Венецианской республики.
— Я доволен твоим выбором, Бьондетто. Ты тоже устроился здесь?
— Я занял в апартаментах вашей милости самую отдаленную комнату, чтобы как можно меньше стеснять вас, — ответил паж, опустив глаза.
Я оценил эту деликатность, с которой она выбрала себе жилище на некотором расстоянии от меня, и был благодарен ей за это.
«В самом худшем случае, — подумал я, — я смогу прогнать ее, если ей вздумается незримо присутствовать в воздухе, чтобы искушать меня. Если она будет находиться в заранее известной мне комнате, я сумею рассчитать расстояние между нами и соответственно вести себя».
Удовлетворенный этими доводами, я вскользь одобрил все, что она сделала, и собрался идти к банкиру моей матери. Бьондетта отдала распоряжения относительно моего туалета; окончив его, я вышел из дому и направился в контору банкира.