Инфернальная музыка
Шрифт:
Пока одна кисть вальяжно покоилась на грифе гитары, вторая потянулась к огромной золотой чаше с инкрустацией из носорожьего рога, до краев наполненной картофелем-фри с кетчупом. Цвет кожи – как у рыбьего брюха, крайняя нескоординированность движений, узкая, с заостренными чертами физиономия – все это сразу бросилось в глаза пришельцам. Карие глаза были обрамлены спутанными грязными черными волосами. Джон-Тому вспомнился некогда виденный им портрет бирюковатого Икабода Крейна в дешевом томике Вашингтона Ирвинга. Как ни старался, он не сумел найти
Смахнув с уголка рта прилипший брусочек картошки, незнакомец напрягся – увидел незваных гостей. Кусочек полетел на пол и присоединился к небольшой, но растущей кучке родственников. Не верилось, что нормальный клубень мог желать себе такого удела.
Джон-Том не заметил провода от гитары, но о том, что она к чему-то подключена, однозначно говорило адское подвывание. Все-таки волшебство – штука неплохая, вполне способно дать невидимый заменитель розетки.
Пробудившийся в нем профессионал сразу задался вопросом: что это за магия – постоянного или переменного действия?
Из тощего живота сидевшего на троне человека исторгся неприятный звук.
– Кто вы такие, и кой черт вас сюда занес?
В пронзительном крике страдающей диспепсией вороны слышалась тревога, но не было страха.
Джон-Тома поддерживала дуара. Да и Мадж стоял рядом – правда, в нескольких шагах позади. Снаружи в зал ворвался гром. Давненько чаропевец не попадал в столь серьезную переделку. А что, если он проиграет? Понятное дело, куда уютней сидеть у камина и развлекать песенками семью и друзей, и чтобы на заднем плане играли детеныши.
Сейчас очень многое поставлено на кон, и не только жизни Джон-Тома и Маджа.
А вдруг его на сей раз подведет стихотворчество? Или сила голосовых связок, или быстрота пальцев? Что, если…
Не кличь неприятности, всегда твердила ему Талея. Они и без зова нагрянут.
– Мы сами пришли, – сказал он тощему музыканту.
Взгляд Иеронима Хинкеля уперся в дуару.
– Ты тоже музыкант?
Ни бьющие в цель оскорбления, ни площадная брань, ни демоническая угроза не укрепили бы дух Джон-Тома лучше, чем эта простенькая фраза.
– Совершенно верно. Пою и играю на дуаре. А ты?
– Играю сам для себя, по большей части.
Мадж, несмотря на окружающую обстановку, а может быть, как раз из-за нее, по-выдровому хихикнул.
Хинкель быстро скосил на него глаза:
– Вижу, ты привел с собой большую крысу.
Тут Мадж не только вышел из тени Джон-Тома, но и сделал несколько шагов вперед.
– Шеф, тебе следует знать, че я никакая не клепаная крыса, а выдр, вот так. А еще хочу довести до твоего прыщавого сведения, просто в порядке светской беседы, че второго такого урода в человечьем племени нет, по крайней мере, мне он на глаза еще не попадался.
– Ладно, ладно, вот что я тебе на это скажу… – Хинкель оборвал фразу. – Погоди-ка! Почему это я с тобой спорю? Я же здесь командую.
Повелеваю, так сказать, музыкой сфер.
– Каких таких сфер? –
– Э, брат, да ты шутник. Откуда такой? Вроде не местный.
– Когда-то я жил в Лос-Анджелесе. А сейчас… сейчас можешь смело считать, что я местный.
Хинкель кивнул:
– Как скажешь. Ну, раз ты, приятель, из Лос-Анджелеса, позволяю тебе и твоему хвостатому дружку унести отсюда ноги. Твое счастье, что я по натуре человек добрый. Ты, между прочим, меня от завтрака оторвал.
Джон-Том взглянул на осклизлую горку картошки с кетчупом и ощутил желание освободить желудок от съеденного на последнем привале.
– Мы по пути кое-что слышали. Это, часом, не ты ли музицировал?
– В яблочко. Я над балладой работаю.
– Над балладой? – Мадж захрипел – душил в горле смех. – Ты эту гнусь балладой называешь?
– Полегче, Мадж, – шепнул Джон-Том. – Постарайся не выводить его из себя.
– У тебя что-то на уме, раз ты забрался в такую даль, – задумчиво протянул Хинкель.
Джон-Том заметил, что, ко всему прочему, у похитителя мелодий отвратительная осанка.
– Случайные путешественники на мой остров не заглядывают.
– Нас привела сюда музыка, – ответил Джон-Том. – Горстка аккордов.
– Он оглянулся и не был удивлен, обнаружив, что сладкозвучный поводырь предпочел остаться во дворе. Едва ли он заслуживал осуждения. – Надлежит вернуть ее законному владельцу. Как и всю остальную музыку, присвоенную тобою без всякого на то права.
– Законному владельцу? – Хинкель пришел в веселое расположение духа. – Интересно. Свеженькая идея.
– Пора положить конец кражам, – исполнясь решимости, нажимал Джон-Том. – Ты должен оставить в покое честных музыкантов и певцов, например китов.
– Черта с два я их оставлю в покое.
– По словам твоих бывших товарищей по ансамблю, ты ступил на этот скользкий путь из желания остаться единственным существом, способным музицировать, и тогда-де людям волей-неволей придется тебя слушать. – Чаропевец понизил голос. – Смею заверить, ты просчитался. Если посадишь под замок всю музыку на свете, любви к тебе не прибавится.
– Не прибавится? А вот посмотрим. – Тонкий рот исказила кривая улыбка – визуальный аналог подавленной отрыжки. – Стало быть, вас сюда привели мои бывшие соратники, друзья не разлей вода. Последнее время я был к ним излишне снисходителен, позволял вытворять что вздумается.
Ничего, они еще заплатят за этот визит.
– Мы бы и сами нашли дорогу.
Джон-Том испугался, что усугубит злосчастья и без того жалкого трио.
– Они себя называют ансамблем! – пробормотал Хинкель. – Шайка джерсийских бездарей! Взять хоть этого Газерса – возомнил, что умеет играть на гитаре. А Хилл! Что за убожество! Ну а Циммерман? Поглядишь на него – решишь, что бас можно доверить любому ханыге. – Раздался визгливый, пронзительный хохот. – То-то раньше носы задирали! А кто они сейчас? Безголосое отребье!