Инфернальная музыка
Шрифт:
– Он хлопнул Джон-Тома по спине. – Мой кореш – не тока великий чаропевец, он еще и великий… ладно, ладно, согласен, через край хватил. Он еще и неплохой музыкант.
– Не слишком ли ты щедр на комплименты в этом походе? – поинтересовался Джон-Том.
Мадж невинно заморгал.
– Шеф, да это ж моя натура, ты че, вчера родился?
– Не поможет, – с сожалением произнес Газерс. – Не знаю, дядя, насколько ты хорош, да это и неважно. Хинкель, сволочуга, день ото дня все сильнее. Залезешь к нему, он и твою музыку стибрит. Высосет прямо из этой
– С вами так было? – поинтересовался Джон-Том.
Циммерман с жалким видом кивнул:
– В чистом виде. Теперь мы даже а капелла не можем петь. Выходит воронье карканье.
Газерс постукивал лезвием самодельного томагавка по ладони.
– Мы решили чисто конкретно набраться терпения, выиграть время, авось и получится к Хинкелю подобраться. Но хоть его пение и яйца выеденного не стоит, он не совсем кретин. Задницу всегда прикрывает.
– Мы ребята мирные, – вставил Хилл. – Когда не на сцене, расслабиться любим. Но сейчас – совсем другое дело. Хинкель опасен, его необходимо, типа, остановить. – Взгляд поднялся к облачным утесам.
– Но тут есть проблема: он не один. Было б иначе, мы бы просто залезли туда и навешали ему.
– Ага, навешали бы, – подтвердил Циммерман. – Но ему помогают.
– Помогают? – В Мадже проснулись подозрения. – Кто и как?
– Попробуйте его остановить – увидите, – веско заявил Газерс. – Вы и представить себе не в силах, до чего там погано.
– Да, невиданная погань, – согласился Хилл. – И неслыханная.
– Я много чего на своем веку видел и слышал. – Джон-Том сохранял хладнокровие. – И с воображением у меня полный ажур. – Он кивнул на тихонько звенящее облачко нот. – Возьмем, к примеру, эту музыку. Как я подозреваю, ваш бывший приятель украл ее, но удержать не сумел. Она сильнее любой другой. Наверное, она сбежала и отправилась искать подмогу. Аккорды всегда друг дружку поддерживают.
– Он… как бы сказать… не идеален, – старательно подбирал слова Циммерман. – Силен – это да, но не всемогущ, в натуре. Не успел еще опыта набраться. И если все-таки его можно остановить, надо поторапливаться.
– Вы, ребята, на чокнутых здорово смахиваете, – заметил Джон-Том. – Но говорите, как смышленые.
– Да уж, видок у вас! – шепотком поддержал его выдр.
– Ну ты, дядя! Да, мы любим тяжелую музыку, но разве это означает, что у нас и мозги тяжелые? – парировал Газерс.
– Ты за себя говори. – Хилл выбивал на плоском камне дробь окоренными сучками и даже при столь невинном занятии боязливо косился на вершину. – Лично мне без мозгов очень даже неплохо живется.
– Ладно, среди нас есть исключения, – раздраженно согласился Газерс. – А ты, дядя, что имеешь рассказать?
Джон-Том пустился в воспоминания.
– Это было давным-давно. Я учился в колледже, решал, дотягивать ли на адвоката или оставаться с любимой музыкой.
– Да уж, трудный выбор.
Циммерман хихикнул:
– А ты сомневаешься? Ты моих родных не
– Вот что, дядя, только не надо тут мне ныть про родню, – осерчал Газерс. – Мои предки в Скарсдейле живут, снобье, каких свет не видел.
Я для них паршивая овца, и когда бываю дома, вожу гостей через дверь для слуг, чтоб ты знал! Друзья моих предков говорят, что я своих знакомых по помойкам собираю, прикинь.
– А мои предки считают, мне самому на помойке место, – пробормотал Циммерман.
– Я надеялся, если группа прогремит, моя родня… – Газерс оборвал фразу, и Джон-Том понял, что под маской спокойствия прячется настоящий страх. И одиночество. Эта троица – просто большие дети, для них музыка – весь мир. И вот их обидели, обокрали, даже пустякового мотивчика не оставили в утешение. Разве они не заслуживают сочувствия?
– Я верну вам музыку. – Он с удивлением услышал страсть в своем голосе. – Она наверняка там, вместе с остальной.
– Ты уж поосторожней, приятель, – предостерег Хилл. – Хинкель с виду сущее чмо и поет, как сливной бачок, но парень он не слабый. Я это серьезно говорю.
– Ничего, нам встречались субчики и покруче, – Мадж погладил рукоятку меча. – Правда, чувак? Ты отвлечешь его песенками, а мне, можа, подвернется шанс маленько раскроить клепаную глотку. Оченно трудно колдовать, када у тебя из шеи торчит полфута стали.
– Поговорим о его возможностях. – Джон-Том повернулся к Газерсу:
– Ты бы не мог получше описать тех, кто ему помогает?
Гитарист состроил кислую мину.
– Толку не будет. Похоже, они сменяют друг дружку по его прихоти.
Достаточно будет сказать, что он там не одинок. Вокруг Хинкеля собрались таинственные силы, и они ему конкретно симпатизируют.
– А хуже всего то, – добавил Хилл, – что он все еще поет. Типа, сам для себя. Постоянно. Если день погожий и ветер в нашу сторону, не услышать его невозможно. – Он глянул на клубящиеся злые облака. – Скажи спасибо грому.
– Маленько странноватый гром-то, – заметил Мадж, – шума много, а молний нету.
– Лично я так считаю, – решил поделиться своими предположениями Циммерман. – Хинкель до того паршиво поет, что у стихий начинается мигрень, и для природы этот гром как бы способ выражения протеста.
– Кто услышит Хинкеля, тот возненавидит, – добавил Хилл. – Это наш лозунг. Мы даже несколько песен на эту тему сочинили. Музыку он у нас отобрал, но стихи придумывать не мешает. Такая задачка ему не по зубам.
Газерс энергично кивнул:
– У нас тут свободного времени уйма. Уже двойной альбом составили.
– На его лице появилась мечтательная мина. – Кто услышит, обторчится… Эх, вернуться б домой…
Хилл вдруг выпрямил спину:
– Эй, ребята, что это с вашей ручной гармонией?
Музыкальное облачко, гудя и звеня, лучась и искрясь, понеслось вверх по склону, затем остановилось, покрутилось, сияя, вокруг невидимой оси и вернулось. И повторило красноречивое приглашение, а потом еще раз.