Инферно
Шрифт:
Она размышляла, относятся ли глаза смерти к гниющим трупам, распространившим по всей Европе Черную Смерть.
По крайней мере, это объяснило бы маску чумы…
Ни с того, ни с сего Сиенне пришла на ум детская считалка:
У розочек кольца. В карманах цветы. Пепелящее солнце. Тихо падаешь ты.Когда-то в Англии школьницей ей нравилось произносить этот стишок, пока ей не сказали, что он из времен великой чумы в Лондоне — 1665 года.
— За любовь Господа, — внезапно выпалил Лэнгдон, повернувшись к противоположной стене.
Сиенна присмотрелась.
— Что-то не так?
— Так назывался предмет живописи, который здесь раньше выставлялся. «Во имя любви Господней».
Сиенна в недоумении наблюдала, как Лэнгдон спешно пересек комнату в направлении маленькой стеклянной двери и попытался ее открыть. Он прислонился лицом к стеклу, сложив руки в виде чаши вокруг глаз, и заглянул внутрь.
Что бы Лэнгдон не искал, Сиенна надеялась, что он поторопится; только что вновь появился хранитель, на этот раз его подозрение усилилось при виде Лэнгдона, разгуливающего по комнате и подглядывающего в закрытую дверь.
Сиенна добродушно помахала хранителю ручкой, но мужчина пристально окинул её холодным взглядом и затем скрылся.
Студиоло.
Уютная крошечная комната без окон была расположена за стеклянной дверью, точно напротив скрытых слов cerca trova в Зале Пятисот. Спланированная Вазари, как секретный кабинет для Франческо I, прямоугольная Студиоло поднималась к округлому, сводчатому потолку, который дарил ощущение, что находишься внутри огромного сундука с сокровищами.
Интерьер подобающе сиял предметами красоты. Стены и потолок украшали более тридцати редких картин, висящиее так близко друг к другу, что практически не оставляли свободного места на стене. «Падение Икара»… «Аллегория человеческой жизни»… «Прометей получает от Природы сверкающий камень».
Лэнгдон заглянул через стекло в поражающее воображение помещение и прошептал про себя:
— Глаза смерти.
Лэнгдон впервые побывал в Студиоло во время частного тура потайных ходов несколько лет назад и был поражен таким богатством скрытых дверей, лестниц и проходов, изрешетивших палаццо, включая несколько спрятанных за картинами в Студиоло.
Однако, потайные ходы не интересовали Лэнгдона. Вместо этого он вспомнил о смелом произведении современного искусства, которое он однажды здесь увидел — «За любовь Господа» — неоднозначное изделие Дэмьена Херста, вызвавшее бурю негодования, когда было выставлено внутри великого «Студиоло» Вазари.
Выполненный в натуральную величину череп человека из цельной платины был полностью покрыт более чем восемью тысячами сверкающих, аккуратно выложенных бриллиантов. Эффект был поразительным. Пустые глазницы черепа излучали свет и энергию, создавая тревожное совмещение противоположных символов — жизни и смерти… красоты и ужаса. Хотя бриллиантовый череп Херста уже давно был убран из Студиоло, воспоминание о нем натолкнуло Лэнгдона на одну мысль.
Глаза смерти, вспомнил он. Череп явно подходит под это, правда?
Тема черепов постоянно повторялась
Так что, нам череп искать?
Лэнгдон знал, что загадочный Студиоло был построен по примеру «кунсткамеры». Почти все картины в нем держались на незаметных петлях, образуя потайные стенные шкафы, в которых герцог хранил различные, интересующие его, предметы — редкие образцы минералов, красивые перья, прекрасную окаменелую ракушку наутилуса и даже, как утверждают, берцовую кость монаха, украшенную измельченным вручную серебром.
К сожалению, Лэнгдон подозревал, что все предметы из шкафов уже давно убраны, и он никогда не слышал о каком-либо черепе, выставленном здесь, кроме произведения Херста.
Его мысли прервал громкий хлопок дверью на другой стороне зала. Оживленные щелкающие звуки шагов спешно приближались через выставочный зал.
— Signore!, — послышался разгневанный голос. — Il salone non `e aperto! [45] (ит.)
Лэнгдон обернулся и увидел идущую к нему служительницу музея. Невысокая, с короткими каштановыми волосами, она явно была ещё и беременна. Она решительно направлялась к ним, постукивая пальцем по часам и что-то выкрикивая о том, что зал пока закрыт. Когда подошла, встретилась взглядом с Лэнгдоном и тут же отшатнулась, прикрыв рукой рот от потрясения.
45
Синьор, этот зал закрыт! (итал.)
— Профессор Лэнгдон! — воскликнула она со смущённым видом. — Извините меня! Не знала, что вы здесь. С возвращением!
Лэнгдон замер.
Он был совершенно уверен, что этой женщины никогда в жизни не видел.
Глава 37
— Еле узнала вас, профессор! — восторженно заговорила женщина по-английски с акцентом, приближаясь к Лэнгдону. — Из-за вашего костюма. — Она искренне улыбнулась и одобряюще кивнула, глядя на костюм от Бриони на Лэнгдоне. — Такой шикарный. Вы прямо как итальянец.
Губы Лэнгдона совсем высохли, но он смог вежливо улыбнуться присоединившейся к ним женщине.
— Доброе… утро, — запнулся он. — Как вы?
Она засмеялась, поддерживая свой живот.
— Совсем без сил. Маленькая Каталина толкалась всю ночь. — Женщина озадаченно осмотрела комнату. — Дуомино не говорил, что вы вернетесь сегодня. Он ведь с вами?
Дуомино? Лэнгдон понятия не имел о чем она.
Женщина, видимо, заметила его замешательство и успокаивающе хихикнула.
— Все в порядке, все во Флоренции его так называют. Он не против. — Она осмотрелась вокруг. — Это он впустил вас?
— Да, он, — сказала Сиенна, подходя с другой стороны зала, — но у него встреча за завтраком. Он сказал, что вы не будете против, если мы останемся, чтобы осмотреться. — Сиенна с энтузиазмом протянула руку. — Я — Сиенна. Сестра Роберта.
Женщина более чем официально пожала руку Сиенне.
— Я — Марта Альварес. А вам повезло — иметь в качестве личного гида профессора Лэнгдона.
— Да, — Сиенна закатила глаза, едва скывая свой восторг. — Он такой умный!
Наступила неловкая пауза, пока женщина изучала Сиенну.