Инферно
Шрифт:
Лэнгдон знал, что троичность сатанинского зла имеет символическое значение: она симметрична славе Троицы.
Глядя на жуткое чудище, Лэнгдон пытался представить себе, как действовала эта мозаика на молодого Данте, много лет ходившего сюда на службы и молившегося под взглядом Сатаны. Сегодня, однако, у него было неприятное чувство, что Дьявол смотрит прямо на него.
Он поспешно перевел взгляд на балкон и галерею второго этажа — единственное место, откуда разрешалось женщинам наблюдать крещение, — а потом ниже, на гробницу антипапы Иоанна XXIII: бронзовую фигуру под балдахином, возлежащую
И наконец он остановил глаза на нарядной мозаике пола, по мнению многих, отразившей каким-то образом средневековые сведения по астрономии. Взгляд его пробежал по замысловатому черно-белому орнаменту и замер на середине пола.
Вот это место. Лэнгдон знал, что именно там крестили Данте во второй половине тринадцатого века.
— «Вернусь, поэт, и осенюсь венцом… Там, где крещенье принимал ребенком», — вслух произнес он, и пустое пространство откликнулось гулким эхом. — Здесь она.
Сиена встревоженно посмотрела на центр пола, куда показывал Лэнгдон.
— Но… здесь ничего нет.
— Теперь нет, — подтвердил Лэнгдон.
Остался только восьмиугольник красно-коричневой плитки. Это одноцветное пятно на узорчатом полу выглядело как заплата — каковой оно на самом деле и было.
Лэнгдон быстро объяснил, что первоначально купелью в баптистерии был восьмиугольный бассейн в центре помещения. Современные купели подняты над полом, а в прежнее время были родственны источнику или другому водоему — в данном случае это был глубокий бассейн, и ребенка можно было погрузить в него основательно. Лэнгдон представил себе, какой крик здесь стоял, когда испуганного ребенка опускали в яму с ледяной водой.
— Крещение было холодным и пугающим, — сказал он. — Настоящий обряд посвящения. Опасный даже. Данте якобы однажды прыгнул в купель, чтобы спасти тонущего ребенка. Короче говоря, в шестнадцатом веке первоначальную купель уничтожили.
Сиена с беспокойством оглядывала баптистерий.
— Но купели, где его крестили, больше нет. Где же Иньяцио спрятал маску?
Лэнгдон понимал ее растерянность. Здесь было сколько угодно укромных мест — за колоннами, статуями, надгробиями, в нишах, в алтаре, даже наверху.
Тем не менее он вполне уверенно повернулся к двери, через которую они только что вошли.
— Мы начнем оттуда. — Он показал на стену справа от «Райских врат».
Там на возвышении за декоративной оградой стоял высокий шестигранный постамент из резного мрамора, напоминавший маленький алтарь или пюпитр. Резьба была настолько тонкая, что он был похож на перламутровую камею. На мраморном основании лежала полированная деревянная доска диаметром около метра.
Сиена нерешительно пошла туда за Лэнгдоном. Когда они поднялись по ступенькам и прошли за ограду, она присмотрелась к сооружению и беззвучно охнула, поняв, что перед ней.
Лэнгдон улыбнулся. Совершенно верно, не алтарь и не кафедра. Полированная доска была крышкой полого сооружения.
— Купель? — сказала Сиена.
Лэнгдон кивнул.
— Если бы Данте крестился сегодня, то именно здесь. — Лэнгдон глубоко вздохнул
Он крепко ухватился за края крышки, сдвинул ее в сторону, осторожно стащил с мраморной опоры, опустил на пол и заглянул в темноту неширокого колодца.
От жути и неожиданности у него захватило дух.
Из темноты на него смотрело мертвое лицо Данте Алигьери.
Глава 56
Ищите, и найдете.
Лэнгдон стоял перед купелью и смотрел сверху на посмертную маску, и светло-желтое лицо отвечало ему взглядом невидящих глаз. Горбатый нос и торчащий подбородок делали его мгновенно узнаваемым.
Данте Алигьери.
Созерцать безжизненное лицо тоже было не слишком приятно, но в его положении было вообще что-то противоестественное. Лэнгдон не сразу понял, в чем дело.
Маска… что, плавает?
Он наклонился и посмотрел внимательнее. Купель была глубиной значительно больше метра — скорее колодец, чем мелкий бассейн. Его вертикальные стены спускались в шестиугольную емкость, заполненную водой. Но странно, маска как будто парила посередине колодца — держалась над поверхностью воды вопреки законам природы.
Лэнгдон не сразу понял, чем вызвана эта иллюзия. В центре купели был столбик, доходивший до середины ее высоты, и на нем, над самой поверхностью воды, — что-то вроде маленького металлического блюда. Это выглядело как декоративная имитация фонтана, а на тарелку, вероятно, клали младенца при крещении. Но сейчас на этом пьедестале, над водой, лежала маска Данте.
Лэнгдон и Сиена стояли, не говоря ни слова, и смотрели на угловатое лицо Данте Алигьери, запечатанное в прозрачный полиэтиленовый пакет с застежкой, словно поэта таким образом задушили. При виде этого лица, смотревшего снизу на Лэнгдона, в памяти у него всплыл страшный случай из детства, когда он в отчаянии смотрел наверх со дна колодца.
Он отогнал это воспоминание и осторожно взял маску за края, там, где у Данте были бы уши. По нынешним меркам лицо было маленькое, но старый гипс оказался неожиданно тяжелым. Лэнгдон осторожно вынул маску из купели и держал так, чтобы хорошо было видно и ему, и Сиене.
Даже под пленкой лицо выглядело на удивление живым. Гипс воспроизвел каждую морщинку и кожный изъян на лице старого поэта. Если не считать трещины посередине, маска была в идеальной сохранности.
— Переверните ее, — шепнула Сиена. — Что там внутри?
Лэнгдон уже переворачивал. На охранном видео в палаццо Веккьо было четко видно, как Лэнгдон и Иньяцио обнаруживают что-то на внутренней стороне маски — что-то настолько поразившее их, что уносят маску из дворца.
Очень осторожно, чтобы не уронить хрупкую вещь, Лэнгдон перевернул ее и положил лицевой стороной на правую ладонь. В отличие от внешней стороны, сохранившей фактуру немолодого лица, внутренняя сторона маски была совершенно гладкой. Поскольку для ношения маска не предназначена, изнутри ее залили гипсом, чтобы увеличить прочность слепка. Получилась ровная вогнутая поверхность наподобие мелкой суповой миски.