Ингредиент
Шрифт:
— Да что вы, давайте-давайте, не стесняйтесь, начинайте... – Говорил мозгоправ.
— Нет-нет, док. У меня голова болит, давайте я последним буду. – Ответил Я.
— Вы уверены, Эммануэль? Вы самый странный мой пациент. По жизни, вы шизоид, бездельник, латентный гомосексуалист, карп и кто-то еще. У вас особый случай, я сам точно не могу его определить, у вас что-то вроде "НИГРЕДО"?
Мои бессловесные сигналы презрительно игнорируются, и вот я не выдерживаю.
Меня задело, что он говорит обо мне так, словно на мне можно уже поставить крест.
— Я не странный! Я самый обычный человек. У меня сегодня просто
— Послушай. Твои усы?! Ты не хочешь сбрить их? – Прошептала Вероника.
— Нет, не хочу. А что? – (Ну-у, и на кой черт я переспросил, пожалею же потом)
— Они меня раздражают, они похожи на обвисшие макаронины. Или на рыбьи усы, как у карпа. – Вот же сука! Да уж. Я знаю, что мне не стоит злиться на все то, что она говорит. Знаю, но все равно злюсь.
* * *
Вечером мы с Вероникой вернулись в мою съемную квартиру.
— Ты знаешь, мне начинает надоедать эта психoподдержка. Как же это невероятно уныло. Так бесит , – Сказала она, поспешно снимая свои ботинки.
— Мне она никогда не нравилась. Я хожу туда просто потому, что мне это посоветовали. Ну и еще ради сладостей.
— Пойди и сбрей усы, тебе они не идут. Хватит делать вид, что ты француз, это нелепо.
— Не...а. Предложи что-то по лучше.
Как же обидно! Ей лишь бы корейских смазливых парней на блюде подавай.
— Ну, ты и надменный. Ну, что ж, у меня и в правду есть идея лучше. Она нагло завалилась на мой диван, и откуда- то у нее в руке появился пакетик с травой.
— Эй, откуда у тебя это? Ты же знаешь, как я отношусь к этому…
— Хватит быть таким занудным, жизнь и так уныла, так ты еще и пытаешься лишить меня того немного удовольствия, что у меня есть!
— С каких это пор ты стала так часто курить траву?
— С тех самых.
— Это просто вредно для здоровья, да и ты должна, наконец, серьезно задуматься о…
— Не-не-е надо! Просто заткнись.
— То есть как это заткнись?
— Не говори, и все. Оставь меня в блаженном неведении.
— А кто с тобой еще будет говорить о тебе? Чёрт возьми, хоть сделай вид, что тебе не всё равно! Ладно, неважно, но это в последний раз. Я пойду и расстроено сварю кофе.
— Знаешь, что меня бесит больше всего?
— Не знаю. И знать не хочу. И этого достаточно. Интересно, какая усталость наступает раньше та, что от болтовни или та, что от выслушивания?
— Я не рассказывала тебе, как я в прошлом месяце присутствовала на родах моей младшей кузины? Ох, это было ужасно! И зачем я вообще согласилась? Но она меня так упрашивала. А её муж снимал всё на видеокамеру. На кой чёрт такое вообще снимать?! Хорошо, что я хоть обкурилась перед тем как зашла в больницу. По правде говоря, мне всё время казалась, что они всё знают, все врачи вроде бы сразу поняли, что я обкуренная, наверноe. Боже, господи, она так кричала, так громко вопила от нестерпимых мук.
Врач потом сделал кесарево сечение. Всё было в крови! И ещё какой-то жидкости.
Врач в крови! Моя кузина! Даже какого-то чёрта я была в крови! Всё было в крови!
Меня чуть не стошнило, мне стало плохо. И тут! Вопль, крик младенца, он был весь в крови, словно этого ребёнка хотят принести в жертву Сатане.
— Ты слегка перегибаешь, ты просто слишком впечатлительная.
— Ты просто этого не видел! А я видела!
И после всего меня добила моя мать, она заявила мне, что ждёт не дождётся, когда я ржу. И как она мечтает стать бабушкой и нянчить внуков! Тогда у меня, аж, колени подкосились. Скажи, ты бы продал свою почку, за семьдесят пять тысяч долларов? В Сингапуре платное донорство разрешено. Я нашла клинику, не как не могу решиться.
— Тихо! Спокойно. Тихо. Я не хочу слушать эту невменяемую чепуху. Вероника, не выебывайся, я и так не в настроении. Пойду и сварю кофе. Это все что я могу.
Я уверен, что она просто пошутила. Это все, она не всерьёз. Это её очередная игра, некий бунт против гнилого общества. С годами это пройдёт, и она начнёт играть во что-нибудь другое, например, в заботливую и любящую мать.
— Ну ладно, зря я тебе рассказала. Забудь об этом. Давай сменим тему. Я тут читала, неплохую книгу, потом дам тебе почитать. В общем, чтобы постичь единство, сначала нужно постичь двойственность. Понял? Эй, ты куда?!
— Я не хочу больше слушать твою невменяемую ересь!
— Эммануэль, а ты кто по гороскопу?
— Нет! Только не очередной твой заскок! Прекращай! Я иду делать кофе.
— Моя мать только спит и видит, чтобы я родила, она говорит: «Это твой долг как женщины. Что ж ты такая бестолковая?! Дети - это же Счастье». Надоела она мне! Если бы инопланетянин присмотрелся к тому, что мы скармливаем детям в виде фильмов, журналов и газанет, комиксов, а подчас и книг, он бы вообразил, будто наши ценности убийство, насилие, суеверие, легковерность и потребительство. Поэтому я и ненавижу детей. «Ты уже в возрасте, ты должна устроиться». Я уворачиваюсь, как могу, иногда кричу на нее, и мы соримся, она думает только о себе, а моё мнение вообще в расчёт не берет. Эй Эммануэль! Мне без молока.
— Что?! Что ты там бубнишь?! Я нифига не слышу. Сколько сахара тебе положить?!
— Две ложки. И без молока! Слышишь?! Не лей молоко!
— Не лить молоко?! Почему?
— Ну ты же знаешь что у меня аллергия на лактозу!
— Хорошо-хорошо.
На самом деле у мня и нет молока, я просто из вежливости спросил – и какого черта я впервые слышу, что у нее аллергия на лактозу?!
— Знаешь, я тут на днях начала читать Шопенгауэра. Знаешь такого?
— Шопенгауэр? Пианист?! – Крикнул Я из кухни.
— Нет, блин! Какой, чёрт возьми, пианист? Немецкий философ.
— Лучше ответь: «Сколько тебе сахара положить?»
Это странно, чего это её сегодня так прорвало и она не затыкается? Обычно она просто затыкает свои уши наушниками и слушает свою корейскую попсу, смотря в окно меланхоличным взглядом . В общем обычно всё нормально.
— Две ложки! – В голосе ее звучала тихая и полная безразличия горечь.
Я случайно кинул ей три ложки сахара (Ну, ладно, так задумано специально)