Ингвар и Ольха
Шрифт:
Его злой голос застал ее врасплох. Она отшатнулась, его лицо стало злым, и Ольхе почудилась в нем обида, будто она нарочито ударила по незажившей ране. Неужто он в самом деле считает ее такой стойкой, несгибаемой?
– Я не могу, – повторила она.
Он перехватил ее руки на полдороге к ожерелью:
– Не снимай! Прошу тебя, не снимай.
– Нет, – ответила она, он держал ее за руки, и она ничего так сильно не хотела, чтобы продолжал их держать. Разве что, чтобы прижал к груди. – Это не мое.
– Ладно, –
– А он при чем?
– Он любит красивое.
– Ну и что?
– А я, – ответил Ингвар с заминкой, и Ольха видела, как ему трудно это сказать, – люблю его. И когда могу хоть чем-то порадовать… Но мне это удается редко.
– Ладно, – ответила она с заминкой и неудовольствием, которое он ясно видел, но толковал несколько иначе. – Но только на пиру. И все.
Глава 36
Одурев от беспробудного пьянства, гости собрались было затеять скачки. Ольха вздохнула с облегчением: челядь передохнет малость, в палатах уберут… но прямо в синем небе возникли кудрявые облачка, разрослись, потемнели. Хлынул дождь. По-летнему короткий, но мощный. По двору понеслись бурные потоки, унося сор, детские игрушки.
Мужчины угрюмо собрались в палате. После такого дождя кони увязнут по колени в грязи. А ненароком свалишься, то как свинья вывозишься в грязи. Только и надежды, что к завтрашнему утру подсушит. Ночи еще теплые.
Ольха видела, как неудачливые наездники собрались обсушиться у очага. Там пошли обычные мужские шуточки, сытый гогот, потом кто-то принес кости. Вскоре выделились два могучих игрока, вокруг которых и собрались зеваки. Один был Рудый, что Ольху не удивило, но против него играл рассудительный Студен. Играл рисково, смело, за что его хлопали по плечам, подбадривали.
За любовь бьется, поняла Ольха. За привязанности дружинников. Рудого любят за риск, за бесшабашность, безудержность, теперь и Студен пытается переломить в свою пользу, завоевать сердца.
Рудый и Студен даже среди рослых русов выглядели как два дуба. Рудый играл в простой полотняной рубашке, голые до плеч руки блестели от пота. Красное пламя расщелкивало березовые поленья, воздух был сухой и горячий, но на лбу Рудого собрались капельки пота.
– Не повезло Рудому, – услышала она сочувствующий голос из толпы. – Врасплох…
– Да, – поддакнул другой, – разве в такой рукав что-то спрячешь?
Послышался смех. Ольха остановилась, мужчины в игре выглядели как малые дети – откровенные, с понятными за версту хитростями, жадные, простые, как лапти, хотя лапти русы увидели только в здешних лесах.
Выглядело так, что на этот раз счастье
Наконец Рудый ругнулся, витиевато проклял всех богов, отшвырнул стаканчик с костями:
– Все! Сегодня не мой день. Боги за что-то меня невзлюбили.
– Боги, – вскрикнул кто-то весело, – да ты молодец супротив овец! А против молодца сам овца!
– Да еще и шелудивая, – добавил другой.
– В коросте!
– В репьях!
– С засохшим дерьмом на хвосте!
Неужели его не любят, подумала Ольха с удивлением. Нет, просто завидуют его удаче. Правда, говорят, что его хлебом не корми – дай сжульничать, но сейчас насмешки уж очень злые, бессердечные…
– Отливаются кошке мышкины слезки!
– Ага, струсил…
– Поджилки затряслись!
– Кишка тонка!
Студен смотрел победно, подбоченивался. Рудый хмурился, кусал губы. Ему смеялись откровенно в лицо, хлопали по плечам, ржали, как кони. Кто-то бросил на середку стола калитку, в которой звякнуло.
– Ну, Рудый?.. Одолжу тебе на три дня. Покажи себя!
Рудый жадно посмотрел на калитку с деньгами, но покачал головой:
– Не мой день.
– Не ты ли нам говорил, что мужчина – хозяин своей судьбы? Так покажи нам, как можно ее переломить! Ха-ха!..
Рудый затравленно оглядывался, но со всех сторон нагло ржали довольные сытые рожи. Только с лестницы смотрела сочувствующе пленница Ингвара, красавица древлянка. Все, все хотят его поражения.
– Ладно, – сказал он нехотя, – раз уж вам так хочется потешиться… Сколько у нас было в прошлый раз? Удваиваем?
Студен несколько мгновений смотрел изучающе в покрытое капельками пота лицо воеводы. Говорят, тот умеет в нужных случаях поддаваться, завлекает, а потом разделывает жертву под орех. Если так, то сейчас он зашел слишком далеко. Спустил все злато, что привез из прошлого набега на вятичей, сам же вышел из игры. А его право, право Студена, не возобновлять игру… И, самое главное, в глазах Рудого что-то дрогнуло. Сам боится играть, напуском хочет взять.
Он кивнул, не сводя взгляд с Рудого:
– Согласен. Удваиваем.
Вокруг радостно заревели дюжие глотки. Затем наступила тишина. Слышен был только стук костяшек в стаканчике. Студен тряс долго, а когда швырнул на середину стола, все молча подались вперед, стукаясь головами.
– Шесть и четыре, – сказал Студен сдавленным голосом. – Ну-ка, покажи бросок лучше.
Рудый смерил его недобрым взором. Ему подали стаканчик с костяшками. Рудый небрежно встряхнул пару раз, вытряхнул на стол:
– Смотри, как надо выигрывать!