Ингвар и Ольха
Шрифт:
– Боги, – прошептал он, чувствуя, как рвется его сердце, – только не дайте ей умереть… Возьмите мою, но ей умереть не дайте!
Ольха замерла в его руках, но кто-то шлепнул его по спине. Ингвар всмотрелся в лицо Ольхи, оглянулся. В палате стоял страшный крик. Влад с окровавленным лицом упал на колени. Его рубили топорами, как мясники коровью тушу. Он закрывал голову руками, булатные наручники сплющились, брызгала кровь. Упал, уже изрубленный до неузнаваемости, рядом рубили и кололи, как свиней, последних его воинов.
Ингвар непонимающе оглянулся. Из палаты уходил, шатаясь и держась за грудь,
Ольха вскрикнула:
– Он закрыл меня собой! Почему?
Ингвар раздраженно дернул плечом. «Потому что все на свете должны закрывать тебя своим телом», – хотелось сказать ей. Даже Тайные Волхвы, хоть они непримиримые враги не только русов, но даже привычных славянских богов, ибо признают только древних, уже забытых простым народом.
– Может быть, – сказал он неуверенно, – с нашей гибелью погиб бы и он… Нет, все равно! То когда-то погиб бы, а то сейчас. Да какая разница! Лишь бы ты была жива.
Ольха дернулась в его руках:
– Ему надо помочь.
Ингвар удержал:
– Он лучше нас знает, можно ли ему помочь. И, если еще можно, он это сделает.
Он чувствовал ее тепло. Как давно он держал ее вот так в руках, чувствуя кончиками пальцев жилки в ее хрупком теле! И как давно она не смотрела ему в лицо без ярости и негодования!
Ольха ощутила себя в тепле и безопасности, будто снова стала маленькой, помещалась в огромных ладонях своего отца, прижималась к необъятной груди, внутри которой медленно бухало огромное сердце.
– Не надо, – прошептала она, – не надо…
Она не знала, к кому обращалась, к нему или к себе, но звук собственного голоса отрезвил, заставил вернуться в злой недобрый мир, где при холодном свете зари была бестолковая суета, истошный женский крик, возня, сопение, злые окрики.
Трупы спешно вытаскивали, девки замывали кровь и слюни, народу набилось столько, что явился Рудый, погнал половину чинить ворота и расчищать ров. На Ингвара, обнимающего за плечи Ольху, лишь покосился, но промолчал.
Ингвар отвел Ольху обратно в комнату. Голос его стал хриплый, виноватый, только что не вилял хвостом:
– Ты прости… Твои люди первыми обнаружили беду. И первыми бросились на их мечи.
– Бедный Явор, – прошептала она. – Корчага… Окунь…
– Они воины, – напомнил он с суровой нежностью. – Мы все знаем, смерть когда-то придет. Главное – умереть по-мужски. Мы по ним свершим богатую тризну и большую краду. Их души возрадуются!
В коридоре шаркали веником, влажно шлепала мокрая тряпка. Гридни уносили топоры, побитые щиты, обломки доспехов. Ольха уловила запах лечебных трав: волхвы-лекари занялись ранеными.
С утра разбирали что да как, изловили еще троих, кто был в заговоре, повесили на стене, а к обеду сошлись к Ингвару. Тот проглотил мясо, как волк, что ест в запас, глаза были отсутствующие. Выпил квасу, со злостью швырнул кубком в гридня, что поленился принести из холодного подвала.
– Но почему? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Почему? Зачем пошел на такой риск? Зачем вообще раскрылся?
Отпихнул стол, раздраженно заметался по палате.
Рудый велел принести греческое вино, тянул из кубка неспешно, прислушивался к ощущениям, хмыкал, загибал губу. Он первым и ответил:
– Не догадываешься?
Ингвар остановился, будто налетел на стену:
– О чем?
– Почему Влад бросился сюда, будто головой в полынью.
– Ну-ну!
Теперь все повернули голову, смотрели на Рудого. Тот осушил кубок, крякнул, вытер рот тыльной стороной ладони.
– Это лосю понятно.
– Мы не лоси.
– А… Влад копал, как крот, медленно и осторожно. Он был хорош для нас как сын Ольгарда, но славяне в нем видели сына Травицы. И даже сына Вадима Хороброго… Ну хотелось им так, вот и все. И пока недовольство русами медленно росло, росла и тайная власть Влада. А потом вдруг власть русов рухнула в один день. Совпало, что все войска ушли на кордоны с Хазарией и ляхами, а здесь внезапно умер великий князь! И мы зрим, что стряслось.
Он видел по их лицам, что его все еще не понимают. Простодушный Асмунд крякнул:
– А при чем тут Влад?
– Свершилось самое невероятное, – сказал Рудый. – Настолько невероятное, что…
Он замолчал, оглядывал всех с удовольствием, Ингвар сказал сердито:
– Ну-ну! Не тяни.
– А стряслось вот что… Местные племена передрались. Ну, это у славян обычное, да если бы только у славян! Да так передрались, что уцелевшие взвыли: как хорошо, мол, было под русами! Да вот беда, князь Олег помер, а вся власть была в его кулаке… А тут еще дружины русов ушли воевать хазар. Влад первым заметил, он не дурак, что местные племена уже начали поглядывать на… да-да, на тебя, Ингвар.
Ингвар смотрел расширенными глазами. Асмунд кивнул:
– А-а…
– Видишь, Асмунд уже понял. А раз он понял, то и всем лосям понятно. Ах да, вы ж не лоси!.. Гм… Ну, для вас могу и повторить…
За дверями послышался топот, громкие голоса. И хотя голоса были своих, узнали, но все напряглись и потянулись к оружию. Ингвар дернулся к Ольхе, хоть на этот раз укрыть своим телом, тут же устыдился: заметят, засмеют! В проклятое время живем, подумал с отвращением. Даже в собственном доме ждешь удара в спину.
Без стука дверь распахнулась. Влетел растрепанный вартовой:
– Воевода! Там гонцы у ворот!
– Впускай, кто бы ни прибыл, – ответил Ингвар настороженно.
– Да я уже впустил.
– Ну, молодец! Страж из тебя… Кто они?
– От бойков.
В молчании Ингвар протянул:
– Бойки? А, это где-то за лемками… Вроде бы.
Бойков явилось трое. Приземистый, поперек себя шире, воевода, налитый тяжелой мощью, похожий на придорожный валун, и два младших дружинника. Воевода был в ратных доспехах, без прикрас, зато ладно подогнанных, легких. Под доспехом проглядывала еще и легкая кольчуга. На красном обветренном и сожженном солнцем лице синие глаза горели особенно ярко, пронизывающе.