Ингвар и Ольха
Шрифт:
Пальцы с непривычной бережностью сняли ткань. Он почти увидел, как древлянка с разбега упала под опасно нависший ствол. Стоит только обломиться хоть одной ветке, остальные не выдержат… Страх ударил в грудь с такой силой, что он ощутил резкую боль. Ветки уже подрагивают, гнутся, а тяжелый ствол, способный раздавить в лепешку пару дюжих медведей, в любой момент может рухнуть на землю! Уф, все-таки, судя по следам, проползла под стволом сквозь завесу веток, извиваясь, как ящерица.
Еще раз кольнуло в сердце, когда заметил на остром суку капельку
Он посмотрел на свои мускулистые руки почти с ненавистью. Кожа – как у черепахи панцирь, сухожилия – просмоленные канаты! Выругался в бессилии. Все-таки лес не для женщин. Даже рожденных в самой дремучей чаще.
Павка подъехал, когда Ингвар свистел, заложив четыре пальца в рот, подзывал коня. Дружинник держался ниже травы, тише болотной воды. Стыд и срам были на лице, а глаз не подымал вовсе. Когда заговорил, голос вибрировал, как лист на осеннем ветру:
– Там сплошные завалы. Еще с прошлой войны остались!
– Что тебе мешает еще? – свистящим от бешенства голосом спросил Ингвар.
– Да нет, ничего! Просто обогнем, только и делов.
– След потеряем.
– Вряд ли она свернет. Отсюда, ежели по прямой, как ворона летит, не больше сорока верст до земель древлян.
– Ворона только в степи летает по прямой, – напомнил Ингвар раздраженно.
Лес наполнялся голосами, храпом испуганных коней. Их заставляли опускаться на колени, проползать под зависшими на ветвях деревьями, переступать валежины, осторожненько обходить трухлявые пни, под которыми могли оказаться ямы.
Наконец Боян сказал со вздохом:
– Все. Дальше не пройти.
– Надо возвращаться, – сказал Павка с надеждой.
– Другого пути нет, – сказал еще кто-то.
– Есть, – отрезал Ингвар.
– Куда? – спросил Павка отчаянно.
Ингвар ответил так, как и боялся услышать от него Павка:
– Вперед!
Человек пройдет везде… если ему припечет.
Но что припекло их воеводе?
Когда даже Ингвар потемнел, как грозовая туча, начал все чаще останавливаться, посматривать назад, Павка вдруг завопил обрадованно:
– След!.. Человечий!
Боян бросил на друга косой взгляд. Павка запоздало понял, что тот заметил тоже, но смолчал, надеясь, что воевода вот-вот даст приказ повернуть обратно. Оттиск каблука был едва заметен, древлянка и здесь старалась бежать, рискуя вывихнуть лодыжки, либо по стволам упавших деревьев, либо прыгала по выступающим из земли корням, либо неслась, как молодой олененок, по толстому ковру прошлогодних листьев. С коня могли бы не заметить, но, к счастью, сами брели пешими, склонялись под нависающими ветвями, едва-едва носами не вспахивали землю.
«Понимает, – подумал Ингвар злорадно и в то же время с тревогой, – понимает, что я могу не оставить погоню. Не зря ее выбрали княгиней взамен погибшего отца. Будь девкой, как другие,
Павка и Боян помалкивали, чуяли вину, держались тихие, как мыши под полом, но Окунь наконец сказал встревоженно:
– Она бежит на север? Тогда придется хоть краешком, но пройти через земли дрягвы.
– И что же? – резко спросил Ингвар. Он знал, что скажет дружинник.
– Ни один еще не возвращался живым из их земель. Никто даже не знает, каким богам кланяются. Говорят, пожирают своих пленников живыми.
– Ты хочешь попасть к ним в полон?
– Нет, но…
– Так и не болтай лишнего. Мы должны ее догнать и доставить в Киев.
– Но у нас ее два младших брата! Что может баба?
– Эта может много.
Окунь хмыкнул, приотстал. Ингвар косился на дружинника, желая понять, как он оценивает странные действия воеводы. Похоже, Окунь все-таки считает ее женщиной. Настоящей женщиной. Такие не раз правили и в их племени, даже водили дружины. Просто Окунь ищет повод вернуться в Киев. Насточертело таскаться в тяжелом доспехе по дремучим лесам, не видя синего неба, не видя раздольного Днепра, так похожего на их родное море.
Когда след потерялся снова, Боян воспрянул духом, но воевода был неумолим. Ясно, идут правильно. Если ускорить шаг, то могут догнать уже сегодня. Как ни шустра древлянка, но мужчины, обученные бегать с утра до вечера в тяжелом доспехе и с оружием в руках, все же передвигаются быстрее.
Иногда казалось, что выходят на свежепротоптанные дорожки, но это оказывались звериные тропы. Лес опускался, шел в низину, наконец услышали свежий запах воды. Чуть позже деревья разошлись в стороны, впереди блеснула небольшая речка.
Навстречу катился туман. Плотные, как снежная лавина, клубы наваливались на кусты, зависали на них лохмотьями, пригибали траву, катились, как комья снега. Верхушки деревьев торчали, как погребенные под снегом.
Ингвар сошел вниз почти наугад, деревьев там не стало, повеяло еще большей сыростью. Через десяток шагов увидел впереди воду. Туман плыл над рекой, не соприкасаясь, даже приподнимался, боясь намокнуть еще больше. Его сплющивало о берег, уплотняло, он сгустками перекатывался через камни и полузатонувшие бревна, дальше вламывался в лес, оставляя за собой сырь, крупные и мелкие капли на листьях. За ним следом все блестело, даже цветы и выступившие из земли камешки.
Деревья опускались к самой воде. Дно было песчаное, ровное, в прозрачной воде мелькали серебристые рыбки. Ингвар хотел было пустить коней прямо по речке, вода редко где выше колена, а можно и вовсе мчаться по краю, там едва покрывает копыта, но русло впереди уже грозно перегораживали упавшие стволы сосен. То ли сами рухнули, то ли рука человека помогла. Чертовы лесные люди! Сами же белого света не видят из-за своих завалов. Окунь, посоветовавшись со следопытами, снова догнал Ингвара:
– В двух верстах начинается болото. А где болото, там и дряговичи.