Инкарнатор
Шрифт:
Завершает незаконченную картину. Так значит… Тара и есть тот художник, нарисовавший Ангела и его команду? Скорее всего, да — девушка проговорилась, что сюда редко забредают рейдеры, а граффити казалось свежим. Надо полагать, она сделала его, когда останавливалась здесь по пути к месту нашей встречи. Я почувствовал невольное уважение — у Тары, несомненно, имелся художественный талант. И вдруг понял, что и стилизованная оса на корпусе ховера, и крылышки на раковине защитного шлема, и команда Инкарнаторов принадлежат одной руке, имеют узнаваемый почерк мастера. Наверняка чтобы выработать его, девушка исчеркала не одну сотню
Я неслышно встал, наблюдая за ее работой. На граффити прибавилось деталей, на наплечнике Ангела появились стилизованные крылья, налился яркостью окружающий фон, где за плечами Инкарнаторов из–за горизонта вставала Черная Луна… Я сделал шаг вперед, осторожно касаясь плеча девушки, Тара резко обернулась и…
Первый удар я инстинктивно заблокировал, но второй был абсолютно неожиданным и нанесен в самое уязвимое для мужчины место. Согнувшись от боли, я ощутил резкий тычок и обнаружил, что лежу на спине, в мою грудь упирается острая коленка, а в миллиметре от горла застыло острое лезвие зазубренного ножа, который неизвестно откуда выхватила девушка.
— Никогда! Не прикасайся! Ко мне! — яростно прошипела Тара. Глаза ее были совершенно бешеными. — Понял?!
Она резко выдохнула, словно пытаясь унять ярость, встала и помогла мне подняться. Отошла в сторону, начала одеваться в комбинезон.
— Извини. У меня просто такая реакция, — чуть смущенно пояснила она. — Не люблю, когда без спросу начинают лапать. Ты зачем подкрался? Ничего тебе там не отбила?
— Ничего, до свадьбы заживет, — прокряхтел я, выпрямляясь. — Ты рисовала, не хотел отвлекать. Очень красиво получилось…
— Да фигня, балуюсь немного, — ответила Тара, странно отводя глаза. Мне показалось, что инцидент смутил ее, и девушка вовсе не рада, что я увидел ее за работой. Почему?
— Нет, серьезно, у тебя талант, — заметил я. — Сама научилась?
— Да, сама. Слушай, ну что, будем собираться? — резко свернула она тему. — Ты типа готов? Не передумал помочь мне?
— Нет, не передумал. Завтракать будешь? — я открыл криптор и бросил ей одну из голубых банок.
— Ого, бустер с тунцом, класс, — сказала девушка, ловко вскрывая банку. — Смотрю, разобрался с криптором? Было внутри что интересное?
— Ничего особенного. Тебе не знаком этот символ? — я ткнул в гравировку волка на печатке, вытянув руку, чтобы Тара могла разглядеть.
— Не-а. Фамильный герб, я же говорю. Метку под лопаткой всем клановым делают, а вот колечко–то непростое, — усмехнулась девушка. — Ты его спрячь подальше, а то мало ли.
— В смысле? — переспросил я.
— Могут подумать, что прячешь там что–то ценное… Ну и типа клановый, начнут задирать или там попробуют ограбить, продать за выкуп. Дураков хватает.
Теперь понятно, почему Грэй открыто не носил кольцо–криптор. Чтобы не возбуждать завистливые взгляды, оно выдает принадлежность к некому сообществу, стоящему выше, чем простые люди. Хм…
— Тара, а что такое кланы? Где они живут? — спросил я.
— Э… да везде. В основном в Семи Городах. Кланы, ну, типа ведут свой род от Инкарнаторов. Они же из разных стран были, многие основывали и защищали поселения. Разбрелись по свету… Их дети, потомки как бы имеют способности, врожденные, как это… ге–не–ти–чи–ски! — с трудом
Мико: Она говорит о том, что Источник может передаваться по наследству детям Инкарнаторов. Такие потомки имеют врожденную возможность использовать азур–энергию и могут развить паранормальные способности. Получается некий суррогат Инкарнаторов, без когиторов, интерфейса и возможности воскрешения. Вероятно, кланы образуют устойчивые династии, чтобы не потерять генокод.
— То есть я, по–твоему, один из таких?
— Ну конечно, кто же еще! — кивнула Тара. — Ладно, хватит болтовни. У тебя какое оружие есть?
— Только нож. Был игольник, но я его потерял в А-Зоне.
— Мда. Плохо! — поджала губы девушка. — У меня тоже негусто. В технополисе можно нарваться, да и по дороге встречается… всякое.
По словам Тары, она собиралась поживиться на окраине технополиса: огромного города–улья с сотнями жилых и общественных ярусов, которые начали строиться в конце эпохи Утопии.
«Оса», как оказалось, могла развивать высокую скорость. Мы неслись как безумные, сначала по полям и сопкам, потом в лесу, лавируя между деревьями, затем по каким–то промышленным руинам. Тара знала дорогу, и по ее словам, выбрала наиболее безопасный маршрут. Разглядеть подробности в зеленом мелькании вокруг было нереально. Дважды за нами пытались увязаться какие–то твари, но угнаться за ховербайком сложно, и они быстро отстали. Один раз Тара сделала широкий крюк, огибая группу оранжево–синих рогатых исполинов, подобных тем, что я видел кормящимися на опушке леса.
Вскоре на горизонте показалась цель. Технополис. Огромный муравейник, построенный в самом конце Утопии, мегаполис с десятками подземных и надземных ярусов, мегаскребов и обвивающей их паутины виадуков и хайвеев. Когда–то в подобных городах жили десятки миллионов, сейчас он представлял собой печальное зрелище.
Заброшенный город–улей зиял мрачными пропастями нижних жилых уровней и недосягаемыми вершинами обглоданных стоэтажек. Рукотворные урбанистические пространства, разрушенные сейсмическими толчками и временем, превратились в опасный многоярусный лабиринт. В отличие от первого города, где я нашел тело Грэя, здесь царила более мрачная атмосфера. Гораздо меньше зелени, в сером царстве бетона и перекрученного металла ей просто не на чем было расти. Хотя природа все равно брала свое, неумолимо наступая с зеленеющих окраин, стоило чуть углубиться внутрь, в лицо нам дохнула затхлая влажность заброшенных зданий. Счетчик азур–излучения по–прежнему замер на нулевой отметке.
Мико: В конце Утопии большую часть населения таких ульев составляли граждане с низким социальным индексом, часто существующие только на безусловный доход.
Мы с Тарой углубились в путаницу руин. Ховербайк снизил скорость, теперь мы еле ползли, аккуратно обходя препятствия. Девушка бывала здесь и двигалась знакомым маршрутом, спускаясь все ниже по уцелевшим межъярусным переходам. Я разглядывал разрисованные граффити стены и разрушенные, выпотрошенные развалины: город, по крайней мере, его окраины, явно грабили уже много–много лет.