Инки. Исторический опыт империи
Шрифт:
В большинстве случаев начавшееся расформирование централизованных, командно-бюрократических структур вскоре сменилось обратным процессом - возрождением империй, получивших «второе дыхание» после распространения новых идеологий «кризисного» типа. Маловероятно, однако, что подобный временной регресс был обусловлен лишь уникальными свойствами именно данных идеологий, а не прежде всего спецификой самих имперских обществ с присущими им многовековыми традициями централизованного управления, отсутствием опыта демократии и т. п. Конечно, в марксизме как в философском, политическом и экономическом учении XIX века изначально присутствовали положения, которые могли быть затем использованы идеологами тоталитарного государства. Но не следует забывать, что западные социал-демократы считаются наследниками Маркса с таким же правом, как и Сталин, и что, с другой стороны, и православие, и католичество в прошлом тоже служили вполне подходящей основой для деспотических имперских режимов, а исламский фундаментализм в глазах остального мира успешно превращается в такое же воплощение «мирового зла», каким недавно считались коммунистические режимы.
Есть основания полагать, что любая цивилизация, взятая во всей совокупности своих проявлений, со всем своим материальным и духовным наследием, технологической базой и культурными традициями, стереотипами поведения создавших ее народов, есть нечто более значительное и устойчивое, нежели отдельная идеологическая система, оказавшаяся с данной цивилизацией связанной. Разумеется, современная европейская цивилизация не могла возникнуть без христианства и немыслима в полном отрыве от него. Вместе с тем просвещенное и гуманное христианство, каким мы его сейчас знаем, сформировалось лишь в лоне этой цивилизации, пройдя долгий путь развития со времен не то что апостола Павла, но даже и Мартина Лютера. Идеология есть концентрированное выражение «духа» определенной цивилизации, но между ними недопустимо ставить знак равенства. В известном смысле, например, Европа стала Западом, а Передняя Азия и Северная Африка - Востоком еще до того, как население одного региона признало своей священной книгой Коран, тогда как другого - сохранило верность Библии. Идеологический раскол лишь оформил и углубил ранее наметившееся несовпадение культурных традиций и экономических интересов. Подобным же образом можно объяснить и распад христианства на западное и восточное, северное (протестантское) и южное (католическое). Исламу в свою очередь не удалось затушевать своеобразие древней иранской культуры, что и способствовало созданию особого шиитского государства, много раз вступавшего в борьбу со своими соседями-суннитами. Истинные причины такого рода явлений нельзя обнаружить, оставаясь в рамках истории религий, как невозможно все объяснить и действием одних только социально-хозяйственных, этнических или еще каких-либо факторов. Эти причины скрыты столь глубоко, имеют столь сложный характер, что любой стремящийся разгадать их исследователь бывает вынужден ограничиться приблизительной и упрощенной трактовкой. Достигнуть здесь полного всестороннего понимания означало бы не более и не менее как повторно смоделировать весь мировой исторический процесс.
Возвращаясь к проблеме империй и учитывая все сказанное, приходится заключить, что чисто формальная смена идеологических установок не способна преобразить общество столь радикально, как нам бы того иногда хотелось, и что сам по себе отказ от ленинизма или маоизма, сведенный к забвению или осквернению сакральных в недавнем прошлом текстов и символов, еще отнюдь не обеспечивает перехода к демократии и правовому государству. Становление гражданского общества требует преодоления глубинных стереотипов сознания, изменения существенных черт национальной психологии целых народов.
Уже говорилось, что самые первые, древние, империи - в их числе инкская - не могли возникнуть немедленно после того, как для формирования подобных крупных централизованных государств сложились хозяйственные предпосылки - для вызревания новых систем управления требовалось время. В таком же подготовительном периоде нуждаются, разумеется, и новые политические институты «постимперской» эпохи, хотя возможность заимствования опыта более развитых стран способна этот срок существенно сократить. В любом случае речь идет лишь о поиске конкретных путей и способов преобразования общества, тогда как магистральное направление развития представляется достаточно очевидным. Достигнутый уровень технологии и масштабы воздействия человека на окружающую среду оказались в разительном и опасном несоответствии механизму принятия решений в обществе. У тех, кто правит империями, не остается другого выхода, кроме как, проведя быстрые и коренные реформы, ликвидировать данную форму государственности. Альтернатива такому решению в лучшем случае - массовая гибель значительной части населения имперских государств в ходе экологических и социальных катаклизмов, разрушение цивилизованных форм жизни в пределах целых регионов планеты (в прошлом примерно подобным образом завершился цикл существования гигантских империй типа Римской или Ханьской). Худший, а в случае продолжения экспансионистской политики неизбежный, вариант - ядерная война.
На протяжении долгих десятилетий определяющей и важнейшей категорией советской исторической науки оставались понятия «строя», «формации», «способа производства», последовательная и закономерная смена которых и составляет, с точки зрения марксизма, главное содержание исторического процесса. За основу различий между формациями принимались отношения внутри производственных коллективов - первобытной общины, рабовладельческой латифундии, феодального поместья, капиталистической фабрики. Что же касается более крупных общностей и структур, то они не то чтобы абсолютно не принимались в расчет, но рассматривались как нечто производное от господствующей формы собственности, вторичное, несамостоятельное, как простая сумма составляющих элементов, что, пожалуй, противоречит даже и самому диалектическому материализму, требующему учета всех связей между частями целого. Такой подход был характерен, к сожалению, не только для официальной, «разрешенной» идеологии, но в той или иной мере и для исторического мышления всего советского
Специфические характеристики общества, возникшего в СССР, а затем и в других коммунистических странах, определяются прежде всего не локальными производственными отношениями внутри отдельных коллективов, а существующей в масштабах всего государства в целом (при фактически едином собственнике и распорядителе - том же государстве) системой управления, организации, контроля, отчуждения продуктов труда и распределения жизненных благ - системой имперской, командно-бюрократической. Созданная однажды, она уже сама установила отвечавшие ее требованиям отношения на местах, и изменить эти отношения невозможно, предварительно не изменив основ и сути общегосударственной структуры. Тот факт, что тоталитарная система возникла не только в крупных империях, но и в некоторых небольших однонациональных государствах, не меняет существа дела: большинство государств меньшего ранга прямо или косвенно подчинялось крупным, оказываясь на положении окраинных имперских провинций. В ряде случаев утверждению командно-бюрократических методов централизованного управления (вместе со всеми соответствующими политическими и прочими институтами) содействовали не только давление (хотя бы одно лишь идеологическое) имперской сверхдержавы, но и внутренние закономерности развития государственности в отсталых, архаических обществах. Даже и сейчас можно было бы ожидать образования новых, «молодых» империй в отдельных областях «третьего мира», если бы экономика соответствующих государств не была столь сильно зависима от внешних связей, а попытки захвата чужих территорий не пресекались усилиями мирового сообщества. Легко вообразить, например, какой ценный вклад в практику тоталитаризма еще внес бы в иных обстоятельствах Саддам Хусейн - багдадский халиф-«социалист», потративший ресурсы одной из самых богатых стран мира на создание чудовищной военной машины и не остановившийся ни перед геноцидом собственного народа (не говоря уже о чужом), ни перед глобальной экологической диверсией.
В заключение остается заметить, что при всем нарастающем ускорении темпа истории и в наши дни несомненно протекают процессы, которые современники фактически не в состоянии правильно оценить, а быть может, и наблюдать, отдавая себе в них ясный отчет. Пусть будущие исследователи определят, если, конечно, сочтут это нужным, имели ли события XX века отношение к переходу от какой-то одной общественно-экономической системы к другой. Те же изменения, которые очевидны для нас самих, касаются прежде всего эволюции форм управления большими коллективами людей. Мы вполне способны осознать необходимость отказа от имперской формы управления, ставшей особенно одиозной в своем доведенном до своеобразного совершенства тоталитарном варианте. И здесь немалую ценность представляет опыт всех более ранних «мировых государств». Если учитывать его, становится более понятным содержание происходящих процессов, а следовательно, и переход к более гуманным и эффективным формам общественного устройства может быть осуществлен менее болезненно.
Литература
Книга снабжена меньшим числом постраничных сносок, чем это следовало бы сделать в сугубо научном издании. Монографии стали редкостью в наши дни, а перечень относящихся к нашей теме статей и работ достигает полутора тысяч, если не более. В список литературы вошли поэтому, кроме наиболее важных статей, преимущественно сборники, особенно те из них, что посвящены собственно инкской культуре. В связи с более ранними периодами истории Анд вниманию читателя предлагаются лишь работы, прямо затрагивающие вопросы политической организации древних обществ.
Публикации хроник (кроме русского издания Гарсиласо) в библиографию не вошли, однако их выходные данные легко отыскать в любом научном издании, например в книге Дж. Мурры об экономической организации инкского государства. Для нашей темы наиболее ценна хроника Педро де Сьеса де Леона. В библиотеках Москвы и Ленинграда есть как ее испанские издания, так и английские переводы. Самую концентрированную информацию о хозяйстве и политических отношениях в Тауантинсуию можно получить из упомянутого труда Мурры, а также из двух сборников: «Инкское и ацтекское государства в 1400— 1800 годах» и «Этноистория инков» (см. данные в библиографии). Название последнего обманчиво и не имеет отношения к его подлинной социально-экономической проблематике.
Башилов В. А. Древние цивилизации Перу и Боливии. М., 1972.
Березкин Ю. Е. Мочика. Л., 1983.
Гуляев В. И. Города-государства майя. М., 1979.
Дьяконов И. М. О площади и составе населения шумерского города-государства // Вестник древней истории. 1950. № 2. С. 77—93.
Зубрицкий Ю. А. Инки-кечуа. М., 1975.
Инка Гарсиласо де ла Вега. История государства инков / Пер. со староиспанского и послесловие В. А. Кузьмищева. Л., 1974.
Исторические судьбы американских индейцев. М., 1985.