Инклюз
Шрифт:
– А что было первый раз? – посмотрев на девочку, спросил Брайан.
– Однажды утром моя дочь пыталась разбудить нашего щенка, – ответил Том и сразу посмотрел на девочку. – Мне пришлось объяснить ей, что Плуто больше не проснется, что он умер. Накануне он упал с лестницы второго этажа и уже вечером был вялым. Она не могла понять, как это может быть. Еще вчера она укладывала его спать, поила молоком, а сегодня он уже спит вечным сном. Я объяснил ей, что смерть – это не совсем как сон, это навсегда. Что ни сегодня, ни завтра он уже не проснется. Но она не хотела принять это. Мы с женой ничего не могли поделать и просто наблюдали, как она носилась
До сих пор девочка молчала и смотрела на капли дождя, бегущие по пассажирскому стеклу.
– Я буду помнить тех котят всегда, – строго процедила она.
– Дорогая, – обратился отец к дочери, – в отличие от Плуто, мы можем исправить ситуацию с котятами. Все в наших руках. Приедем завтра пораньше, чтоб застать маму-кошку, и возьмем к себе всю семью. Надеюсь, я правильно тебя понял?
Девочка утвердительно кивнула. В салоне повисла пауза, и каждый думал о своем. Мужчина не хотел много говорить, но в тот же момент чувствовал необходимость мудрой родительской поддержки. Он наперед обдумывал свои фразы, примерял, как новый друг отреагирует на сказанное. Кажется, мальчик разделял переживания подруги. Он понимающе посмотрел на нее и глубоко вздохнул.
– У меня никогда не было своего щенка или котенка, но были родители, и я всегда буду их помнить, – заговорил Брайан. При этом заморгал часто-часто, будто это был тик.
Том долго не отвечал, обдумывая как повести себя наиболее корректно и не обидеть сироту. Отчасти пауза была оправдана тем, что автомобиль выехал на неровную, усеянную глубокими выбоинами, дорогу. Ему приходилось активно крутить руль, чтобы объезжать эти ямы. Боковым зрением он видел, что дочь повернулась к соседу и внимательно в него всматривалась.
– Грустно слышать о твоих родителях. Искренне сочувствую, Брайан. – сказал Том.
– Спасибо. – ответил мальчик. – И что произошло дальше в истории со щенком?
– Мама предложила подходящую раритетную деревянную коробку, в которой хранились семейные куклы, – окинув мальчика взглядом, ответил водитель. Очередной ухаб на пути вернул его внимание на дорогу. – Дочь положила в коробку шоколад, сделала сэндвичи, которые песик всегда любил у нее подворовывать, вложила в коробку свою фотографию и, поверх всего этого, уложила самого щенка.
Девочка смотрела на дождь в боковое окно. Она хорошо помнила тот день и как бы нанизывала свои воспоминания на папины фразы. Удары отцовского молотка об мемориальную дощечку разносились по всей долине. Вбитый столбик с табличкой, присыпанная землей фотография щенка, цветы. В калейдоскопе картинок вырисовывалась фигура молчаливой мамы. Она будто являлась дополнением к действительности. Иногда из-за ее безмолвия ошибочно казалось, что ее не сильно заботит
– Мы похоронили Плуто у одинокого дерева, которое хорошо видно с нашего заднего двора, – продолжил Том. – Теперь есть ощущение, что он с нами. Каждый сезон дерево меняет свои цвета, и каждое утро дочь вспоминает своего любимого и вечно благодарного щенка, – держа одной рукой руль, Том посмотрел на реакцию девочки, на радостный проблеск, озаривший ее лицо. – Я также пообещал ей, что, летая на дельтаплане под облаками, всегда буду кричать щенку от нее “Привет”.
Брайан оглянулся, чтобы посмотреть в заднее окно грузовой кабины пикапа, где лежал разобранный на части дельтаплан.
– А я думал это большой летающий змей, – промолвил Брайан.
Световой день ушел в серую тьму, наполнив улицу сыростью и запахом грядущей ночной грозы. Компания заскочила домой. На приглашение сесть за стол мальчик отвечал отказом: он пообещал поужинать с бабушкой. К тому же она бы переживала, почему внука до сих пор нет дома. Том погрузил мопед в кузов пикапа, и вместе с дочерью они отвезли Брайана домой. Мама девочки вручила ему увесистый пакет с угощениями.
После ужина мама девочки звенела посудой на кухне. Папа же тихо и непринужденно наигрывал на гитаре «Девушку из Ипанемы», удобно расположившись в высоком вольтеровском кресле. Было душно. Дверь на задний двор была открыта, сквозняк то и дело вытягивал легкие занавески наружу. В темноте сада иногда поблескивали мокрые листья кустов, подрагивающие от ветра. Время от времени слышались падающие с крыши капли. Часы пробили девять часов вечера.
Отец отметил, что дочь за ужином была погружена в свои мечты. Она медленно пережевывала маленькие кусочки еды и порой туманным взглядом засматривалась куда-то в сторону. Том украдкой наблюдал, как разные эмоции сменяют друг друга на ее лице. Одной рукой она подперла подбородок, а второй выводила случайные узоры на салфетке, расслабленно держа карандаш. Она закинула волосы на одну сторону, и они свисали почти до стола. Шея, обычно спрятанная под локонами, белела теперь особенно ярко. Том почти перестал играть. Когда он пытался вчитаться в выражения лица дочери, то левой рукой подолгу задерживался на одном аккорде, лишь чередуя басовый аккомпанемент в правой руке.
– Сегодня был хороший день, – вполголоса сказал отец, переведя взгляд на гриф гитары. Мелодия заиграла ритмичнее и ярче.
Девочка одобрительно улыбнулась одним уголком рта, но уже через секунду еще больше погрузилась в мечты.
Мама выключила на кухне кран.
08. Пунктир по коже
___
Ты оплакать боль мою готова?
Верный друг, скажи мне это снова…
Тяжело… Молчи, ты всё сказала;
Больше не хочу, чтоб ты страдала!
Джордж Гордон Байрон
___
Все также издалека доносилась классическая музыка, исполненная на фортепиано.
Женские руки гладили живот по ткани блузки, казалось, они делали самой себе массаж. Вдруг одна рука приподняла покров одежды с изображениями божьих коровок, оголив живот и нижнюю часть груди.
– Знаю, это может показаться странным, – раздался немного охрипший женский голос. – Просто хочу спросить, может ли что-то еще измениться?