Инкубатор, или Необыкновенные приключения Юрки Гагарина
Шрифт:
Вздохнул снова и сказал, потупя глаза в рифленый пол:
— Это стихотворение я посвящаю Наташе.
И сел на место.
— Блин! — сказал Седой Доктору, — я и не понял! А где про квартплату? Где про нашего друга Елдоса, который за похлебку дом ремонтирует, а по бумагам — ЖЭК? Где всё? Про то, куда идут деньги за рекламу, размещённую на нашей крыше?
На него зашикали. Управдом зыркнул на него обиженно, встал с кресла и отошёл в угол. Стоял спиной и молча смотрел в иллюминатор. Было видно, как приближается чужая планета, постройки огромного города с высоченными зданиями, похожими на кактусы, раскинувшегося на холмах.
— Борис
— Пожалуйста, — прошептал Управдом.
Седой посмотрел на Доктора и покрутил пальцем у виска. Доктор нахмурился и покачал неодобрительно головой, то ли осуждая ироничного Седого, то ли вороватого, но романтичного Управдома. С плохо скрытой иронией глядел на Управдома Зэпп, пока тот декламировал, всё порывался что-то сказать. А потом его как прорвало:
— Па-адумаешь, написал! Да я могу прям счас сто таких стихов сочинить!
— Ни фига не сможешь! — подбил его Чирик.
Зэпп напрягся и выдал:
Засыпаю ночью не один я, Но с тобой. О, богиня, потревожившая Мой мирской покой. Волосы твои как волны Океан глаза. В сумасшедшей глубине их Тонут корабли. Манит их живой огонь Пламенем любви. Аромат твой словно утро, Средь высоких гор, Звонких ручейков журчанье, Бархата озёр.Тонут корабли? Или его, Зэппа, корабль на дно пошёл? Неужели командор-пьяница влюбился? Юрка скептически относился к инопланетянину, но этот стишок его с ним примирил. Оказывается, пришельцы могут страдать и любить! Чудеса в решете. Что ж, подумал Юрка, если это так, то Зэпп с его чувствами к девушке с Земли может стать союзником на планете Клотримазол. А то, что Бугровский готовит им внизу «тёплую», изощрённую встречу — сомнений у Юрки не было.
— Ну это мы поглядим, кто кого, — ни с того, ни с сего сказал помрачневший Юрка, вспомнив угрозы Бугра. И скомандовал, стряхивая оцепенение: — Ребята, к бою! Главное, без паники. Как говорится, пережили мы блокаду, переживем Олимпиаду!
И сам себя одёрнул: эй, Цицерон, что за чушь ты несёшь? Но Юрка зря переживал, его люди услышали только команду «К бою!». Подтянулись, лица их посерьёзнели. И он, преисполнившись к ним величайшего уважения за это, вдруг понял, что должен сейчас сказать много-много чего хорошего, подбодрить их, успокоить. Но сказал лишь одно слово:
— Прорвёмся!
Оно прозвучало неожиданно пафосно и ёмко. Почти как гагаринское «поехали!» в апреле 1961 года, когда летел в этот самый космос первый в мире космический корабль «Восток-1». Чирик вздохнул грустно:
— А это как карта ляжет. Или, как Бог даст.
И добавил задумчиво, ни к селу, ни к городу:
— Яблоки попадали, высохли цветы. Манит их живой огонь пламенем любви. Ботаники, блин, пчеловоды-любители, Байроны — два в одном! Я — поэт, зовуся Цветик, от меня вы, короче, ничего не добьётесь!
Вид у него был растерянный, но и решительный одновременно. Судя по всему, он над чем-то очень и очень крепко задумался.
Глава 37
Чирик
После встречи с Бугровским Чирик был взвинчен. На нервной почве вычистил до капли — пальцем! — банку с инопланетными консервами и сказал, жмурясь, как кот:
По закону Ахримеда После сытного обеда Полагается поспать.— Сам ты, Чирик, Ахримед. Ар-хи-мед, неуч!
— Не вам меня учить, папаша!
— Грамотей!
— Если кто-то ещё раз ругнётся «грамотеем», брошу в того осколочно-фугасную гранату.
— Или гранат? — подколол его Седой. Что Юрку удивляло, это настроение Седого. Ясно, что летят навстречу смерти. Но не ноет, не жалуется. Или он внутри переживает, кто его знает?
— Почему это «гранат»? Она же женская, в смысле, женского полу?
— Да не бойся, Чирик, это Седой Елдоса перекривляет.
— Елдос не гранат ест. Елдос арбуз ест!
— Сам ты «ест арбуз», чурка ушастая. По-русски заговорил, как припекло! Развелось вас, и на Земле, и на небе! Ты на молитву не опоздал, Аллах акбар? Кстати, кто объяснит, как это гад Бугор раньше нас тут оказался? Форму надел, блин горелый! Или ему жопу скипидаром натерли, чтоб быстрее летел?
— А тебе кто натёр, что ты вылез с сольным номером?
— Так я ж за общее дело!
— Блин, — сказал ироничный Седой, — Чирик у нас, как Минин и Пожарский, только два в одном! Всё, что есть на общее дело! А что вы думаете, ему потом памятник поставят на Красной площади. Рядом с теми двумя. За освоение новых пространств. Те — с поднятыми руками. А этот — со спущенными штанами! Как писающий мальчик в Брюсселе!
Все дружно захохотали, заставив улыбнуться даже Наташку. Она смотрела в иллюминатор глазами, полными слёз, прощаясь, видимо, с какой-то частью своей жизни. И ещё Управдом сидел, насупившись. Он терпеть не может юмор Седого и всячески это подчёркивает. Например, вскакивает и уходит в дальний угол зала, едва тот рот откроет.
А в иллюминаторе, меж тем, приближался, вырастая в размерах, увеличивался, становился всё чётче и контрастнее бесконечно огромный город с высокими чёрно-белыми башнями, устремленными в зелёное небо. Корабли кортежа зависали над ярко освещённой каменной поверхностью аэродрома планеты Клотримазол. Уже видны были конические башни систем наведения и площадка для приёма корабля в сполохах огней. Юрка пригляделся и вздрогнул: по всему её периметру, а размером была площадка в километры, мигали ярко и тревожно разноцветные огни на крышах кабин вполне земных военных грузовиков и джипов, освещая пятнистые зелёные тушки танков и бронетранспортеров.
Да уж, подумал Юрка, хрен вы тут прорвётесь, товарищ Гагарин! Судя по всему, планета Клотримазол основательно подготовилась к встрече инопланетян. Он вынул из рюкзака бинокль и навёл его на скопление бронетехники. Цейсовский трофей дал стократное увеличение и первым, кого увидел в окулярах Юрка, был… Бугровский собственной персоной.
Бугровский стоял в позе Наполеона, глядя из-под руки на спускающийся корабль и постукивал по чёрному сапогу длинным стеком.
Юрка оглянулся: его команда молча обвешивалась трофейными автоматами. Все, кроме Управдома. Я, говорит, объявляю нейтралитет, после чего Седой обозвал его «сыр швейцарский».