"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Любезный друг мой, и дорога мне интересна, и деньги у меня лишние имеются, но…, - генерал сделал паузу, чтобы банкир почувствовал всю важность сказанного, — но покуда у меня не разрешится вопрос с Маленами, я побаиваюсь что-либо вкладывать в город, вы же знаете, что ещё недавно город, по наущению графа, закрывал передо мной ворота.
— Ах вот как? — чуть растерянно произнёс банкир. — Да, я слышал об этом. Но вопрос, кажется, был решён.
— Да, друг мой, да — решён благодаря нашему епископу. Но что будет дальше? Не всё так просто, как мне
— Девятый граф помер, прими его душу господь, есть ли шансы на ваше с ними примирение? — спросил банкир.
— Завтра, я надеюсь, тут будет молодой граф. Я был бы вам крайне благодарен, если бы посодействовали в примирении. Тем более, что средств это не потребует.
— Всеми силами, всеми силами готов содействовать. Что нужно делать?
— Соберите влиятельных людей, городских нобилей, каких сможете, и просите у графа аудиенции, настойчиво просите, а как добьётесь, так говорите о том, что город и всё графство желает, чтобы меж ним и мной был мир. И если такое случится, то уж, конечно, ваш банк будет строить дорогу, и я, конечно, доверю вашему дому тысяч сто талеров. Если, конечно, вы предложите хороший процент.
— Сто тысяч? — сумма, кажется, понравилась банкиру. — Конечно, конечно, я предприму все возможные усилия. Как только граф покажется в городе, я и многие другие достойные люди будем просить его о достижении мира меж вами.
Да, сейчас, именно сейчас и нужно было вытрясти из мальчишки поместье, пока его родственники, все эти злобные, жадные тётки и свора двоюродных братьев и сестёр, не научили его кусаться и отстаивать семейный домен.
«Пока он сам ещё не окреп ни умом, ни ухом, нужно забрать у него Грюнефельде. Сын Брунхильды должен иметь свой дом. Да и в разговоре с герцогом умиротворение распри с графом будет ещё одним поводом к примирению».
Вот почему это было важно сделать с первой встречи, решить вопрос с первого раза. Пока молодой граф не оброс умными советчиками.
«Сколько мальчишке лет? Шестнадцать? Семнадцать, кажется? А он уже граф. Ещё голова от счастья такого кружится, как от вина, а мне нужно сделать так, чтобы он чувствовал, что все вокруг за то, чтобы он отдал поместье. Конечно, он меня боится сейчас, но и мнение других людей должно также довлеть над ним».
После к нему подсел глава гильдии кузнецов и оружейников, по осанке и стати и сам, кажется, в прошлом кузнец. Волков знал, о чём будет говорить этот человек. Конечно, о дешёвом угле, а кавалер вспомнил, что его кузнец просил строить мельницу для ковки полос и листа, и спросил у главы гильдии, есть ли надобность в листе и полосе у гильдии.
— Так для кузнеца и оружейника хороший лист и хорошая полоса, а ещё и хорошая проволока — что хлеб для человека, в этом всегда есть надобность.
— Что ж, прекрасно, — говорил ему Волков. — Если завтра у меня с графом получится помириться, так и у вас, друг мой, будет дешёвый уголь, так как дорога хорошая будет построена не только до моих владений, но и прямо до пирсов, и, возможно, я позволю
— Вот лишь о том и просим вас, господин генерал.
— А я в свою очередь, попрошу вас завтра от гильдии вашей пойти делегацией к графу и просить о примирении.
— Будем, будем просить, не надобна городу распря промеж сильнейших в графстве домов.
У кавалера на стуле уже сидел пятый гость, а весь стол, отведённый под подарки, был заставлен ими, уже прошла вторая смена блюд, когда пришёл к нему епископ. И видя, что место просителя занято, склонился к кавалеру и сказал:
— Письмо отправлено. Прошу в нём графа быть завтра в городе для важного разговора.
Волков обрадовался, но в то же время и заволновался:
— Приедет ли?
— Надеюсь на то, так как с письмом послал я двух святых отцов, разумнейших из тех, что состоят при мне. Надеюсь, они уговорят его приехать.
В речи монаха слышалась уверенность. Уверенность — как раз то, что Волков и хотел слышать. Да, генерал вложил в епископа и деньги огромные, и сто душ мужиков отдал, не считая баб и детей, и теперь вложения должны были окупаться, поэтому он очень хотел слышать уверенность в словах святого отца.
Дальше другие важные люди приходили к Волкову говорить, в том числе и господин Виллегунд, хлопотавший о поддержке на новых выборах бургомистра и суливший за то золотые горы, и главы торговых гильдий, говорившие о желании строить дорогу и лавки в его пределах, и всякие прочие люди; уже были все смены блюд, уже стали убирать столы, готовя место для бала, когда вдруг к нему попросился на разговор и сам новый, временный, назначенный до следующих выборов, бургомистр Гайзенберг.
Начал он с того, что был рад как-либо услужить господину генералу.
«Да. В городе и вправду всё изменилось, если человек, что велел не открывать передо мной городских ворот, теперь говорит, что будет рад служить. Видно, совсем людишки не верят в молодого графа».
— Кажется, это вы издали указ не открывать предо мной и моими людьми городских ворот? — уточнил Волков без всякой видимой строгости.
— Ну, на то было наивысшее пожелание, — начал мяться бургомистр. — Вы должны меня понять, господин кавалер. Я не всеволен, а чаще и вовсе зависим от обстоятельств.
— Наивысшее пожелание? — уточнил генерал. — То есть то была воля герцога, а графское желание тут не при чём?
— Да, — нехотя согласился Гайзенберг, — граф в исполнении того приказа герцога проявлял удивительное рвение.
Волков понимающе кивал головой, смотрел на бургомистра по-отцовски ласково:
— А вы знаете, господин Гайзенберг, отчего возникла вражда меж мной и графом?
— Об этом все знают, то спор меж вами из-за какого-то поместья.
Волков опять кивал:
— Возможно, завтра граф будет тут, в городе, и я бы навсегда позабыл про ваши действия против меня, если бы вы согласились поговорить с графом на предмет восстановления мира.