"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
От нескольких офицеров, что проводили смотры своих рот на дворе, сразу отделился Лаубе — он нынче был дежурным, — подошёл к генералу и после пожелания здравствовать сообщил:
— К вам городские.
— Опять? — генерал был раздосадован. Мало ему было своих дел, так теперь ещё эти стали ему досаждать. И он спросил у капитана. — Те же, что были вчера?
— Я тех не видел, господин генерал, — отвечал ему офицер.
Волков спешился и пошёл в здание, по дороге останавливаясь и здороваясь с
Тем не менее, умышленно заставляя горожан ждать его, сам он думал о них всё то время, что общался со своими подчинёнными.
«Судейские снова пришли, и что будут просить? Выдать им сержанта? Опять будут наглеть. И будут раздражаться, когда им откажу». Наконец ему самому захотелось покончить с этим визитом побыстрее, и он всё-таки пошёл в помещение дежурных офицеров, где его и ждали визитёры. Пришёл и был удивлён, так как пришедшие оказались не те люди, о которых он думал. Этих было всего двое: один невзрачный человек, о котором и сказать-то было нечего, кроме того, что он учён, так как пальцы его были в чернилах, а второй и вовсе мальчишка; они оба дружно ему поклонились, на что генерал лишь кивнул.
— Итак, господа, чем могу служить?
— Я писарь секретариата городского головы Шульц, прибыл по приказанию самого градоначальника господина Тиммермана.
— Вот как? И что же хочет передать мне господин Тиммерман?
— Он просит вас сегодня по возможности быть у него, господин бургомистр до вечера будет в ратуше.
— Просит быть? — Волков почему-то не удивился этой «просьбе». — Сие очень приятно, вот только мне непонятен повод этого неожиданного желания господина бургомистра. Милейший господин Шульц, не поясните ли, какие вопросы градоначальник желает со мной обсудить?
— Уж про то мне неизвестно, — отвечал посыльный писарь. — Но думаю, что вопросы эти важны, иначе господин бургомистр не стал бы вас отрывать от дел.
«Да уж, важны… Так важны, что вместо мальчишки с запиской досточтимый господин бургомистр прислал целого писаря с пальцами в чернилах».
Барон сделал вид, что огорчён, и сказал:
— При всём моём уважении к господину Тиммерману я вынужден отказаться, дел много, может быть, к среде освобожусь, а наверное, и вовсе к четвергу; тем не менее передайте господину бургомистру, что обязательно выберу время для визита.
Этот отказ был Волкову приятен, как бывает приятно ответное действие оскорблённого на чьё-то недружелюбное поведение. Как ни крути, но после их предыдущего разговора, в котором бургомистр был высокомерен, а самому генералу отводилась унизительная роль просителя, генерал затаил некоторую обиду на Тиммермана.
Но не только обида была причиной отказа, также свою роль сыграла демонстрация уверенности в своих силах. А ещё генерал хотел показать горожанам, что представитель герба Ребенрее не побежит к какому-то
В общем, генерал отказал бургомистру и закончил:
— Это всё, что вы хотели мне передать?
На что визитёр лишь поклонился.
Тем не менее этот отказ и нежелание идти на встречу с городским головой поставили перед ним загадку: чего же хотел от него бургомистр, зачем звал? Но разгадывать этот секрет у него времени не нашлось: в казармы — раньше, чем рассчитывал генерал, — пришёл Ёган Ройберг и, уединившись с бароном у печки, стал рассказывать, причём с неестественным для него возбуждением:
— На центральной площади толпы, народу собралась тьма!
— Что случилось? — сразу насторожился Волков; с одной стороны, он был, кажется, рад услышать новости, но с другой стороны, волновался: какими они ещё окажутся, эти новости.
— Главный храм города осквернили!
Волков едва сдержался, чтобы не вздохнуть с облегчением; что ни говори, а всё утро, всё утро, и за простыми разговорами, и за переговорами с гонцами от бургомистра, и за завтраком, и по дороге в казармы этот вопрос не давал ему покоя: сделал ли Гонзаго дело, за которое получил золотой, или не сделал? И Гонзаго оказался молодцом.
«Молодец трубочист! Уж не потому ли бургомистр звал меня на разговор? Может, выведать что хотел, а может, успокоить: дескать, храм осквернили, но вы, генерал, не волнуйтесь, мы найдём подлецов, что сделали это, и публично накажем, чтобы другим впредь неповадно было. Думаю, что будут искать. А скорее всего, и ищут. Начнут, конечно же, с золотарей. Может, поэтому трубочист не объявился, не пришёл за наградой для Вига Черепахи. А может, со старшим Рейнхаусом не вышло дела, а за дело с церковью я ему деньги вперёд отдал. А может, просто прячется».
В общем, у генерала было над чем подумать, но сейчас ему нужно было больше слушать, ведь мальчишка продолжал:
— Люди собрались и негодуют, а многие женщины пришли с вёдрами и тряпками храм мыть. Говорят, там есть женщины из знатных семей.
— Значит, негодуют люди? — спрашивал генерал, но выглядел немного рассеянным, так как думал о чём-то своём.
— Истинно негодуют, — заверил его мальчишка, — орут, что озорников таких повесить, так мало будет; говорят, надобно за такие шалости четвертовать!
— Ишь ты! — Волков усмехнулся и с интересом взглянул на паренька. — Ну а ты как думаешь, что надобно с озорниками делать?
— Четвертовать, конечно! — сразу выпалил Ёган. — Чего же с ними цацкаться, святотатство — оно не шутка!
Говорил он это с запалом искреннего возмущения, и это понравилось генералу. Так как, скорее всего, таким же огнём негодования пылали и другие горожане. То есть дело, которое задумал барон, потихоньку начало двигаться. Но этому движению нужно было ещё задать русло, так же как и придавать ему сил для дальнейшего хода. И генерал продолжил расспрос: