"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Чертовы болваны, сукины дети, я думал, ты не вспомнишь мою кличку, — скалился Роха. — А ты, как всегда, на коне, Фолькоф. Два воза добра и холопы, и баба красивая у тебя. Жена, наверное. И конь у тебя хорош, необыкновенно, — Роха поглаживал по шее коня, которого Волков забрал у миньона Кранкля, — и у холопов твоих добрые кони. Ты всегда был молодец, Фольков, всегда.
— А вот ты что-то не в шелках, Роха, — заметил солдат, глядя на знакомца сверху.
Шляпа старого сослуживца была хоть и модной, но драной, а одежда его была изрядно засалена и грязна.
— В шелках? — Игнасио
«Наверное, будет просить денег, — подумал солдат, — дам талер по старой памяти, не больше».
Они никогда не были близки, хотя иногда ели из одного котла и спали рядом. Роха прибился к ним, попросился в корпорацию при осаде Виченцы. Тогда его терция приплыла под стены осажденного города, и они стали лагерем рядом с ротами, в которых служил солдат. Что случилось у Рохи с его земляками, почему он от них сбежал, никто его не спрашивал, просто однажды он пришел и попросил взять его к себе. Старики, и сержанты, и корпорал, поговорили с ним и решили, что он будет полезен корпорации. И не прогадали. Роха был стойкий и сильный. Он был из тех, кто не побежит без причины и придет на помощь, если нужно, но позже, узнав его поближе, люди стали поговаривать, что он вор. Да, пару раз ему это говорили в лицо, но ни разу никто ничего не доказал, с тех пор сослуживцы прозвали его Скарафаджо. Игнасио не обижался. А сейчас он стоял на мосту, гладил дорого коня Волкова и говорил, успокаивал:
— Не волнуйся Фолькоф, денег я просить не буду. А вот поговорить мне с тобой надо. У меня к тебе есть дело. Хорошее дело.
«Значит, хочет попросить много денег, раз так говорит», — думал солдат.
— Я еду в «Три висельника», — сказал он, хотя и не очень-то хотел еще раз встретить Игнасио Роху. — Приходи вечером, к ужину. Там и поговорим.
— «Три висельника», — сказал Роха, прищуриваясь, — конечно, таким как ты, богатеям как раз туда. Я приду, брат-солдат. И клянусь Святым Причастием, ты не пожалеешь, что встретил меня.
И тут раздался звонкий девичий крик, да такой, что все кто был на Конюшнях глянули в сторону кричавшей, а это была Брунхильда:
— Господин мой, долго ли ты будешь болтать с этим бродягой, устали мы. И по нужде нужно нам.
Она стояла на телеге руки в боки, и все, кто ее видел, любовались ей. А она пристально и с негодованием глядела на солдата.
— Ишь ты, какая у тебя птица — залюбуешься, — восхитился Роха. — Да-а, ты всегда был ловкачом и пронырой, Фолькоф.
— К ужину, в трактире, — сухо сказал солдат и тронул коня.
Город Ланн это вам не Рютте. Дородный трактирщик был одет в добрую одежду, причесан и чист. А еще он улыбался, называя цену постоя. А вот Волков вовсе не улыбался, услышав ее. Две комнаты да с кроватями, ему и женщинам, да с перинами, а не с тюфяками, да с простынями, да по свече в каждую, трактирщик это уточнил, да постой для лошадей из овса да сена, а их у солдата было пять, даже за место для телег трактирщик просил деньгу. Даже за воду для лошадей
Солдат стоял, думал: съехать в другое место или убить трактирщика. Да еще Еган подливал масла в огонь:
— Ишь ты, не милосердствует мошенник.
Но все решила Брунхильда, огляделась, морща нос, принюхалась, поправила лиф платья и сказала:
— А что, не воняет тут, видно, что и пол метут, и бродяг нету. Тут останемся. Авось у господина денег хватит.
Солдат хотел было сказать, чтоб держала язык за зубами, дура, да рядиться при трактирщике постеснялся. Тот и так поглядывал на людей солдата сверху, как на деревенщину, только улыбался из вежливости.
Полез в кошель считать деньги, а трактирщик, истинный мошенник, так и косился на его кошель и удивлялся полноте его про себя. И еще больше от того улыбался да кланялся.
«Деньгу спрятать нужно было, — думал Волков раздосадовано, — теперь этот вор мне точно житья не даст, будет и за воздух монету просить».
Пока он шел глядеть, как поставили коней в конюшню, да сколько корма задали, к нему пришли его женщины. Главной была Брунхильда:
— Господин, денег нам дайте.
— Чего еще? — недовольно буркнул он. — К чему вам, куда собрались?
— А что, поглядеть хотим, церкву найти себе, да и лавки с полотном видели, когда проезжали, там ткани добрые. И с лентами лавки.
— Идите без денег, тут и так с меня три шкуры трактирщик дерет.
— Да как же без денег! — возмутилась Хильда. — Свечки в храме денег стоят, Агнес подъюбник нужен, а мыло? А на прачку?
— Ишь вы, на прачку им, барыни какие! — бубнил солдат. — Не жирно ли?
Он глядел на Агнес. Девочка мяла руки, стояла застенчивая, кроткая. Ничего не просила.
— Так вы ж сами велели грязной — не ходить, — произнесла она, — мыло надобно.
— И прачка надобна, — не унималась Брунхильда, — день походишь, подол грязный, два походишь, стирать надобно, не самим же нам руки об корыто сбивать, авось и не большая деньга нужна на прачку, пол крейцера всего, да на мыло, да на свечи в храм. Что ж вам жалко?
Волков вздохнул, полез в кошель, стал считать медь, да ловкая Хильда сгребла с его ладони всю мелочь, схватила Агнес за руку и, смеясь, пошла прочь.
— Авось не обнищает, — сообщала она Агнес, — у него кошель от денег лопнет скоро.
Солдат посмотрел им в след и крикнул:
— Монах, иди с ними, негоже им одним по городу бродить. Еган, коня моего не расседлывай, поеду сейчас, Сыч, вещи выгрузите, пойди по городу, у местных поспрашивай, нет ли у кого жилья подешевле. Дорого тут.
Богат и красив город Ланн, а дворец архиепископа славен на все земли вокруг. Ни иные князья, ни курфюрсты такого дома не имеют, только император может себе позволить такую роскошь. За все бесконечные годы войны, лучшие из маршалов еретиков приходили сюда, трижды приходили, грабили окрестности, а один из них, самый удачливый и опытный ван дер Пильс, даже брал город в осаду, но через четыре месяца снял ее и ушел на север не солоно хлебавши.