"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

Он встал, прошелся, чтобы размять ноги, подошел к Сычу и Егану и тихо сказал:

— Переложите серебро в мешок, в бочке мы его не вывезем.

Те обещали это сделать ночью.

Как вывезти серебро из города, кавалер пока только думал. Он завалился в пустую телегу, в старую, слежавшуюся солому, и ему было так хорошо и уютно, что ничего придумать он не успел. Уж больно тяжелый был день.

Утро следующего дня было пасмурным, дождя не было, но резкий ветер приносил с востока, от реки, влажный холодный воздух. Кавалер удобно уселся

на мешках с овсом, почти как в мягком кресле. Ждал, когда Еган принесет еду от кашевара. Весь винный двор был забит лошадями, подводами, вещами, пушками и бочками с порохом, седлами и палатками, и многое из всего этого принадлежало ему, значительная часть всего этого, четвертая часть, по сути, была его собственностью. Но кавалер опять ловил себя на мысли, что он не радуется этому так, как радуются солдаты Пруффа.

Они были и без вина пьяны, от мысли, что какую-то часть трофеев, пусть и малую, они получат. Для них это была неслыханная удача. А Волков думал не о том, что нужно уезжать из города, вывезти все богатство с серебром, а о том, что нужно ехать к воротам цитадели и посмотреть, куда поставить пушки. Ну и в последний раз попытаться договорится с ротмистром Брюнхвальдом.

Это стало каким то проклятьем для него, но ему нужны были эти мощи, и не потому, что он боялся епископа из Вильбурга, а потому что… Потому что эти мощи были реальной частью его рыцарской сути. Все его рыцарское достоинство умещалось в серебряную раку с костями мертвеца, не будь их, и его рыцарство будет поставлено под сомнение. Кем? Да им самим. В общем, сейчас ему позарез нужны были эти мощи.

Но как заставить трусливый этот сброд пойти на штурм цитадели, они и раньше не хотели ничего делать, а теперь, когда эти мерзавцы завалены трофеями, все их мысли сводятся только к одному: «Как вынести из города все эти богатства».

Еган принес еду, хорошую еду. На тарелке. Жареное сало с яйцами, захватили вчера у кашеваров еретиков, кровяную колбасу, овечий сыр, молодой, сушеные фрукты, утренний белый хлеб, вино. Поставив это на мешок с овсом, что служил столом, для его господина, он тихо сказал:

— Деньги мы Сычом переложили из бочки в мешок, мешок укутали в старый потник, он в нашей телеге лежит, Сыч сторожит его.

В другое время Волков бы спросил у него что-нибудь: «Тяжел ли мешок, сколько денег там приблизительно», а сейчас его это не интересовало. Кавалер только кивнул едва заметно и произнес:

— Сыча позови.

Сам стал, есть, и глядеть на счастливых солдат, что кормили и поили лошадей, переговаривались, завтракали. Да, эти мерзавцы точно не захотели бы лезть в разбитые ворота цитадели. И тут его осенила мысль: «Если эти мерзавцы и трусы не захотят идти с ним на цитадель он будет считать контракт не выполненным, и ничего из трофеев им не даст, на эти деньги он наймет сотню, а может и две, хороших солдат придет сюда снова выбьет ворота и заберет мощи».

Пока он обдумывал все это пришел Сыч:

— Звали, экселенц?

— Ты думал, как деньгу отсюда вывезти? — спросил кавалер, макая свежий хлеб в яичный желток.

— А чего думать, в подводу спрячем да повезем. Авось никто

не заметит.

— Авось, — кавалер перестал жевать, — я тебя умным полагал. Никаких «авось» быть не должно. А если ротмистр фон Пиллен решит досмотреть подводы на выезде из города. Он честный человек, его не подкупить.

— Так не отдадим. То наше, мы вроде в бою, у еретиков взяли.

— У него людей под сотню, а нас тридцать едва, он офицер курфюрста, а мы на земле курфюрста выезжаем из чумного города, в который въезд воспрещен. Он может все у нас забрать и предать в казну курфюрста. Не отдаст он, — бурчал Волков, — думай хоть немного.

— Что ж делать, экселенц?

— Седлай лошадей, я распоряжусь, возьмешь у Пруффа пару людей.

Найди место, где на западную стену подняться можно. И где спуститься удобнее с нее.

— Больно мудрено, экселенц, может лучше в доки пойти, да лодчонку там поискать, по реке-то сподручнее вывезти деньгу будет.

— Думал я об этом, там, в доках и на пирсах на еретиков можно напороться, да и на том берегу они будут, увидят лодку. Так, что езжай к западной стене, ищи место, где перелезть через нее можно.

— Хорошо, экселенц, поеду.

— А пока позови мне вон того солдата, канонира, Францем его кличут.

Пока солдаты сгружали еду и вино у ворот цитадели, канонир внимательно осматривал место, куда собирался ставить пушки. А солдаты на башне завели разговор с солдатами Пруффа:

— Эй, ребята, а что вчера за пальба была в нижнем городе, — орал один из людей Брюнхвальда. — Слышали, там пушки били и аркебузы?

— Так это мы еретиков резали, — с важностью отвечал ему солдат Пруффа, останавливаясь для передышки.

Другие тоже остановились, стали бахвалиться:

— Шестнадцать, а то и двадцать до смерти убили, да девятерых в плен побрали!

— А у нас только царапины!

— Ишь ты! — восхищались солдаты на башне. — Выбили их из малого города? А пушки взяли? А других трофеев взяли?

— Все взяли, все, вчера весь день все к нам свозили, и все не свезли, сегодня опять поехали остатнее забирать.

— Молодцы, — с завистью и нехорошими мыслями о своем командире говорили солдаты Брюнхальда.

Волков и отец Семион молчали, не встревали в разговор, но разговор развивался так, как им и хотелось бы.

— Конечно молодцы, не вам чета, — дразнили их люди Пруффа, — уж мы дважды безбожников побили, и рыцаря их угомонили. Не то, что вы, сидите там, зады свои сторожите.

— Так вы что, Ливенбаха побили? — не верили им люди Брюнхвальда. — Врете, небось?

— А чего врать, побили! У господина кавалера нашего и штандарт его, и шатер его. А сам он сдох, и наш господин кавалер его разрешили забрать. Пусть безбожника похоронят. А мы все их добро себе возим второй день.

Известие это повергло защитников цитадели то ли в уныние, то ли в ступор, больше они с солдатами Пруффа говорить не стали. А больше было и не нужно, люди Пруффа сгрузили еду, канонир высмотрел и вымерил место для пушек и Волков отправил всех в лагерь и когда они отъехали, он позвал солдат с башни: