"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

Волков молчал удивленный.

— Нет у меня денег дать тебе в награду, — продолжал архиепископ, — так сам их на реке возьми. Слава Богу, рука у тебя крепка и людишки верные имеются. Иди и стань богатым. А если кантон или герцог на тебя разъярятся и войной на тебя кто пойдет, так уходи ко мне во Фринланд, я не выдам. Слово мое на то даю. Канцлер напишет письмо к капитану моему, зовут его фон Финк. Отвезешь ему письмо и познакомишься с ним. И ни о чем больше не волнуйся, Святая Матерь Церковь с тобой, а значит, и Господь с тобой.

* * *

Волков

стоял во дворе дворца курфюрста и смотрел, как красивый ящик с доспехом слуги грузят в телегу. Максимилиан подвел ему коня. Он видел, что с ним что-то не так, и спросил:

— Кавалер, все ли в порядке с вами?

— А что такое?

— Вид у вас не такой, как обычно.

— Просто думаю, что мне замок будет нужен. И замок не маленький.

— Замок?! — обрадовался юноша. — Замок — это прекрасно.

— Да, прекрасно, — повторил Волков задумчиво. — И безопасно к тому же. Поехали, нужно пообедать и проверить, что за мушкеты сделали мне кузнец с Рохой. Кажется, эти мушкеты нам понадобятся.

Глава 49

Да кто бы смог удержаться, приехав домой, тут же не начать примерять на себя великолепный доспех? Как ящик открыли, как выложили части доспеха на стол, так Максимилиан, Сыч да и все, кто был в зале, даже Агнес, стали восхищаться этой роскошью.

Волков сел на лавку, и Максимилиан с Сычем стали надевать на него латы. Он не стал надевать ни кольчугу под доспех, ни стеганку.

Надевал его на одежду, но даже так ему ничто нигде не мешало, не терло, не вписалось в тело. Все было продумано и удобно, хоть спать в нем ложись. Когда все было уже на нем, кроме шлема, он сказал:

— Зеркало мне.

Ута и Игнатий принесли сверху, из покоев, зеркало, поставили его перед ним, а он стал смотреть на себя, поворачивался боками, приседал чуть-чуть, выставлял ноги, то одну, то другую. И не мог насмотреться, нарадоваться. Не было упрека этому доспеху ни в чем. Он тогда велел Максимилиану шлем надевать. И даже в глухом шлеме с закрытым забралом он не чувствовал он себя неудобно. Только звуки стали заметно глуше, и обзор заметно поубавился. Но случись надобность, он бы в этих латах долго бы смог простоять. Хотя заметил он, что этот доспех, доспех рыцарский, намного тяжелее его пехотного доспеха. Но и крепость его была с пехотным доспехом несравнима.

— Кавалер, о чем вы думаете? — спросил его Максимилиан, когда он минуту неотрывно смотрел на себя в зеркало, сняв только шлем.

— Думаю, выдержит ли эта кираса или шлем пули из аркебузы в упор. Болта из арбалета выдержит ли?

— И что надумали?

— Не удивлюсь, если выдержит. Уж больно хорошо железо и безупречна работа.

А тут и Роха пришел, увидал доспех, стал восхищаться и охать, спрашивать, где он взял такую красоту. Волков хвалился, что архиепископ ему это подарил. И так ему доспех нравился, что когда Зельда стала обед подавать, так он за стол сел, лат не снимая, кроме шлема. И ел в латах, словно обедал на поле боя.

А после обеда велел Игнатию запрягать телегу. В

ту телегу сложил все мушкеты, аркебузы, арбалеты и остатки пороха с пулями. И поехали они к западным воротам, где их ждали Хилли, Вилли и те люди, которых они звали, чтобы мушкеты проверить.

Волков ехал по городу в доспехе, не стал его снимать, не смог, надев поверх него прекрасный ваффенрок в бело-голубых квадратах. И конь его был под стать седоку. Кавалер ловил восхищенные взгляды простонародья, радушно кланялся знакомым лицам уважаемых людей. За ним ехали Роха, Максимилиан и Сыч на телеге. Так выехали они за западные ворота, где и повстречали Хельмута и Вильгельма. И еще пять десятков людей, что они привели с собой.

Хельмут и Вильгельм выросли заметно, в прошлый раз, когда шли они с ним в Ференбург, так были они едва ему по плечо. А сейчас вытянулись на солдатских харчах, стали долговязы, уже пух на подбородках стал на щетину похож. Они радовались встрече и кланялись кавалеру, рассказывали наперебой, как неудачно с городским ополчением ходили на восток бить взбунтовавшихся мужиков и как не были довольны офицерами, как те офицеры плохи были по сравнению с ним. Они много ему наговорили приятного и сами заметили, как хорош его доспех.

Потом стали мишени ставить и стрелять из мушкетов. Волков сидел на пустом бочонке и смотрел. Людишки, что пришли с Хилли и Вилли, были так себе — бродяги да шваль. Суетились, толкались, собачились, мало попадали.

Роха уселся рядом с ним на траву, и посмотрев на его лицо, сказал понимающе:

— Да, людишки — дрянь, не солдаты. Ну, так весь сброд с города собрался.

— Если с такими мы ходим воевать, то и не мудрено, что мужичье нас бьет, — сказал Волков.

— Разогнать их, может? — спросил Роха. — Все одно — порох лишь понапрасну переводят.

Волов промолчал.

Тогда Роха заорал:

— Хилли, Вилли, идите сюда.

Молодые солдаты быстро пошли к нему. Стали рядом, готовые слушать приказы и выполнять их.

— Господину не нравиться этот сброд, — сказал Роха.

— Нам и самим не нравится, — отвечал Вильгельм, оглядываясь на городских бродяг.

— Что, разогнать их всех? — спросил Хельмут.

Волков помолчал немного и ответил:

— А сколько вам потребуется времени, чтобы сделать из них стрелков?

Казалось, вопрос прост. Но Хилли и Вилли удивленно уставились на Роху, мол ты старший, ты и говори. А Игнасио Роха по прозвищу Скарафаджо также удивленно смотрел на Волкова.

— Ну, — произнес тот, — чего замолчали? Что вам надо, чтобы из этих бродяг сделать хороших солдат?

— Кажется, ты опять что-то затеваешь? — сказал, наконец, Роха, почесывая бороду. — И сдается мне, что дельце будет опять опасное, но прибыльное.

Хилли и Вилли ждали ответа Волкова, взгляды их выражали и надежду, и испуг одновременно, и он, увидав выражения их молодых лиц, отчего-то засмеялся. Вильгельм и Хельмут тоже стали смеяться. Только немного неуверенно и нервно. И Роха тогда громко захохотал с ними, широко разевая рот.