"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
И ещё полуночи не было, когда впередиидущих окрикнули часовые:
— А ну, стой! Кто там? Отвечай, кто идёт? — Кричали из мрака ночи.
— Эшбахт! А вы кто?
— Фон Финк.
О! С каким удовольствием он слез с лошади, хотя и знал, что это ненадолго. Нога ниже колена ничего не чувствовала, хоть жги её, и едва слушалась его, он уселся на бочку, вытянул её. Пока собирали офицеров, он попросил Увальня снять наколенник и набедренную пластину, чтобы монах мог размять ногу. Пока брат Ипполит помогал ему, собрались все офицеры.
Ночной ветер рвал пламя в лампах и факелах, офицеры были хмуры со сна. Все понимали, что не просто
— До горцев два часа хода, — сухо сказал Волков. Он знал, что он им скажет дальше, и знал, что они ему будут говорить. Но продолжал, этот ритуал надо было выдержать. — Поднимайте людей, до рассвета мы должны быть у большого оврага.
— Поднимать людей? Они вымотаны. Мы даже ужин не готовили, так они устали. — Говорил фон Финк после небольшой паузы.
Волков знал, что именно это ему и будут говорить. А ещё ему сейчас скажут, что лошади тоже устали.
— Хотелось бы вам заметить, кавалер, — едко начал капитан Пруфф, — что мои лошади падают от усталости, четыре дня надрываются, и вы опять готовы гнать их в ночь.
Он был готов к этому замечанию:
— Часть обоза бросим тут, три-четыре телеги попрячем по кустам, всё ценное унесём с собой, освободившихся лошадей забирайте на смену, впрягайте в пушки.
— Но люди шли по глине… — попытался продолжить бессмысленный разговор теперь Рене.
— Я это слышал, — повысил голос Волков. — Да-да, люди устали, они тащились по глине, они не кормлены, а лошади выбились из сил, ещё я знаю, что они порвали всю сбрую, и теперь она требует ремонта. Так было всегда и везде с первого дня моей службы. Я всё это слышал, Рене, слышал.
Он помолчал, поморщился, монах уж очень сильно мял ногу:
— Но ещё я знаю, что восемь сотен горных псов стоят в двух часа отсюда, и они в бешенстве, потому что мы разбили их лагерь и поубивали кучу их дружков И их командир жаждет встречи с нами. Да, господа, да. Они рядом, мне не удалось их задержать. И завтра, если мы не подготовим позицию для этих ваших людей, за которых вы так переживаете, горцы втопчут их в эту самую глину. Да и вас тоже, господа, вас тоже. Надеюсь, что вы все знаете о том, что они не берут пленных для выкупа.
Он замолчал, ожидая возражений, но ни один из офицеров и рыцарей ему не возразил. Все молчали, только ветер трепал пламя на факелах да шуршал остатками листвы в кустах.
— Ну, раз вы все молчите, значит, всё понимаете, будите людей, господа, будите людей. У нас мало времени.
Они еле плелись. Ночью по мокрому бездорожью да с тяжеленной пушкой, с обозами да с телегами, в которых везли бочки с ядрами и картечью. Эти телеги утопали в грязи иной раз, их приходилось выдёргивать людям, лошади сами не справлялись. И всё это тащилось сквозь кусты со злобой, проклятьями и сквернословием.
Он знал, что солдаты его про себя костерили, не говоря уже про артиллеристов и обозных мужиков. Он сам так же ругал и ненавидел своих командиров когда-то. Давно, правда, это было.
Но делать было нечего. Пусть ругают, пусть проклинают, главное, что бы слушались и тащили обоз и пушки на север.
Ему нужно было до утра добраться до оврага. Конечно, поутру, по свету, горцы эту же дорогу пройдут в два раза быстрее, да, пройдут они быстрее, но он к тому времени, когда они появятся, уже будет на северной стороне большой канавы, что проточила в глине вода, бегущая с холмов.
Он ничего никому не говорил, и никто с
Так и прошла вся ночь. Уже утром, за два часа до рассвета, Волков оставил свою колонну на Брюнхвальда и поехал вперёд. До оврага было совсем немного.
Да, это было прекрасное место, чтобы остановить непобедимую пехоту горцев. Им тут даже построиться негде было. Им придётся атаковать не баталией, а колонной не более пятнадцати человек. Им придётся спускаться с южного холма по пологому спуску в овраг и по пологому спуску подниматься на северный холм, на котором он собирался поставить пушки. А перед северным холмом Волков собирался ставить людей Рене. Да. Двести с лишним человек Рене как раз хорошо тут встанут. Жаль, что пик у Рене немного. Впрочем, восемь рядов в баталии будет достаточно, с лихвой хватит, чтобы закрыть удобный подъём на холм. Он надеялся, что сил у Рене будет достаточно, чтобы остановить колону горцев. Обойти Рене тут негде, овраг глубок. Роха и Джентиле встанут у Рене по флангам. Засыплют наступающую колонну болтами и пулями. А ещё прямо с холма по ней будут бить пушки. Сначала ядрами, потом крупной картечью, а потом, когда они будут в ста шагах, и мелкой.
Мелкая картечь вблизи — вещь страшная.
«Посмотрим, как вы сломаете тут зубы, чёртовы собаки».
Он уже представлял, как голова колонны спустится в овраг, упрётся на подъёме в Рене и встанет. И будет стоять, пока пушки Джентиле и Рохи будут прореживать и прореживать их ряды.
А ещё у него будет двести человек фон Финка в резерве. И если горцы потеснят Рене, и колонна врага сдвинет его с места, то фон Финк ударит в голову колонны с двух сторон сразу.
И напоследок у него на всякий непредвиденный случай останется Брюнхвальд с его отличными, но немногочисленными солдатами и более тридцати кавалеров и молодых господ. Да, он надеялся, что до них дело не дойдёт. Но пусть лучше будут.
В общем, если горцы не обойдут его с флангов, то тут, меж холмов, он сможет их становить. Остановить и нанести тяжкий урон. Он был уверен, что им придётся тут его атаковать. Ведь они должны торопиться. По его подсчётам у них должна уже кончиться провизия. Они должны торопиться.
«Господи, пусть они начнут дело именно здесь».
Он прочёл про себя Отче наш и перекрестился.
Многое нужно было ему увидеть. Всё посмотреть своими глазами.
Заглянуть в овраги, узнать, где и как глубоко. Заехать на холм, оглядеться, посмотреть проходы меж холмов, как пологи и как мокры, как тяжело будет врагу подниматься на них. Пока осматривался, пока разъезжал туда и сюда по холмам и кустам на уставшем коне, он не замечал в себе слабости. А как всё отсмотрел, как спешился, так и пришла она. Даже нога заболела. Это от усталости, наверное. Уселся на холме, там, где посуше, ногу вытянул, снял перчатку и стал сжимать кулак, а он едва сжимается. Так пальцы слабы, что, понадобись ему сейчас меч, так он не удержал бы его. А ещё в глазах пятна плавают. И тихое шуршание в ушах, словно шёпоты отдалённые. Так и сидел он на кочке, на грани света и сумрака, что едва услышал: