"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12

Конофальский Борис

— Мы так и решили, вы будете не один, у вас будет командир, командир известный, и войско будет большое. Это, — купец указал на мешок с деньгами, всего-навсего четверть выделенных средств.

— Четверть? — удивился кавалер.

— Четверть, четверть, — говорил Коэн, — мы очень, очень долго их недооценивали, два года уже идёт с ними война, уже сколько рыцарей и воинов сложили головы в ней бесславно. Ральф фон Бледен из Нойнсбурга и Готфрид Фредериксон, Иоганн и Хельмут Рубберхёрты из Ланна и многие, многие другие.

«Неубедительно. Почему вам нужен я? Неужели потому,

что я дважды победил

горцев?»

— Жаль, что эти славные воины полегли бесславно в войне с мужиками, но я думаю, что помимо меня у вас много хороших командиров на памяти, а у меня своя война.

— Хороших много, много, — опять соглашался купец, — но всё дело в том, что нам нужен такой как вы.

«Какой такой?»

Волков молчит, ожидая пояснения.

— Ангел мой, — говорит гость, обращаясь к Бригитт. — Будьте любезны, ещё мне горячего вина с мёдом и корицей.

— Сейчас, — говорит Бригитт и уходит быстро на кухню.

«Ах, дрянь такая, стояла за креслом и слушала мужские разговоры?»

И пока её нет, старик продолжает:

— Дело в том, что нам нужен рыцарь Божий, такой как вы, что всякое уже повидал, и ведьм, и мертвецов живых.

«Ах, вот оно, что. Вот кто вам нужен?»

— Дело в том, что командиры этого взбесившегося мужичья, это… Они люди не совсем простые, — говорит Наум Коэн значительно тише. — Один из них — рыцарь Эйнц фон Эрлихенген. Он лыс и у него рыжая борода.

«Уж большие редкости среди рыцарей и воинов лысина и рыжая борода».

— А ещё у него чёрная рука.

— Чёрная рука? — переспросил кавалер.

— Да, черная рука из калёного железа, что двигается и шевелится не хуже всякой живой.

— Никак за колдуна его держите?

— Держим, друг мой, держим, а как нам его не держать за колдуна, если он за два года одиннадцать отрядов со славными командирами, посланных на него, разгромил, как не держать его за колдуна, если он и Боголюбивых рыцарей бьёт и знаменитых полководцев- еретиков тоже бьёт. Иные уже и не хотят на него идти, так и говорят, что тут дело нечисто.

— А ещё что говорят? — уже серьёзно спрашивает кавалер.

— Что жена у него ведьма, может ему всегда победу наколдовать.

— Угу, — сказал кавалер, чуть подумав, — ну вот теперь-то точно нет. Хватит с меня дьявольщины и чертовщины, буду воевать с горцами, с ними мне как-то спокойнее.

— Я это знал, я это знал, — спокойно говорит Наум Кантор и снова поднимает руку и снова показывает два пальца.

Теперь с лавки встаёт другой человек, он подходит к купцу и протягивает тому шкатулку чёрного дерева. Коэн ставит шкатулку на стол, открывает её и достаёт оттуда свиток великолепного качества. Сразу, сразу Волкову в глаза бросились великолепная печать и широкая лента, что были на свитке. И ошибиться он не мог, на свитке висела печать с орлом, а лента была чёрно-жёлтой.

И орёл, и цвета говорили о том, что послание это от самого императора. Наум Коэн встал, сделал к кавалеру шаг и с поклоном протянул свиток ему:

— Это вам от самого императора.

— Мне? — не поверил кавалер.

— Вам, вам, — серьёзно говорил купец,

усаживаясь на своё место.

Одно ощущение этого свитка в руке, его гладкость и вид внушали благоговение. Волков медленно развернул его и тут же почувствовал, как кто-то заглядывает к нему через плечо.

Конечно, это была вездесущая Бригитт.

— Марш отсюда! — сурово и тихо прошипел на неё кавалер и когда она, обиженно поджав губы, отошла, стал читать, что было написано в свитке.

«Милостью Его Императорского Величества утвердить, избранного и достойного того кавалера Иеронима Фолькоф фон Эшбахт в чине оберста (полковника) имперского войска не на казённом содержании.

Отныне кавалер фон Эшбахт имеет право именовать себя оберстом во всех реляциях и просить аудиенцию у Императора.

Отныне полковник кавалер фон Эшбахт имеет право собирать войска во всех доменах Его Императорского Величества и во всех землях честных имперских подданых.

Отныне он имеет право при любом деле и на любом поле, при любых других флагах и даже при флаге Императора стоять под своим флагом, и всем войскам, что ему подчинены дать свой флаг.

Отныне полковник кавалер фон Эшбахт при любом деле имеет права требовать себе места и голоса на любом военном совете, даже в присутствии его Императорского Величества.

Сим утверждаю: Георг III Император. Число. Подпись».

Волков дочитал, свернул свиток, положил его перед собой.

— Что ж тут сказать, — произнёс он, — умеешь ты, жид, умеешь тронуть душу, найти нужные ключи. — Кавалер усмехнулся. — Во сколько же тебе обошелся полковничий патент на моё имя?

— Уж поверьте, друг мой, недёшево, — первый раз за всё время купец не был благодушен. Он вздохнул, постучал ладонью по мешку с деньгами. — Здесь тысяча шестисот восемьдесят гульденов. Вам нужно собрать на эти деньги тысяча двести солдат на своё усмотрение, сто всадников, и триста сапёров с инструментом. Нанять их надобно на полгода. До конца компании.

Волков не был бы самим собой, если бы сразу не начал считать:

«В мешке тысяч пятьдесят серебром, солдатам с третьего ряда и дальше по три талера, первые два ряда доппельзолдеры, человек сто или даже двести, пусть пять монет каждому, стрелкам и арбалетчикам по три талера на человека, кавалеристам десять, да нет же, возьмём хороших, пятнадцать монет на человека, телеги, шестьдесят штук, двадцать у меня уже есть, кони, сто пятьдесят голов, сорок у меня уже есть, офицеры, сапёры, барабанщики, врачи, повара».

Даже делая большие округления, даже беря цены по максимуму, у него в кармане оставалось… Триста-четыреста гульденов чистой прибыли?

Весьма недурные деньги. Весьма. И ещё патент полковника. Да, он был им очень, очень нужен. И значит:

— Нет, жид, и рад бы, и всё ты сделал правильно, и патент полковничий меня очень прельщает, но я уже веду войну, понимаешь. Как? Как я брошу свой удел? Уеду и уже в мае здесь будут горцы, они устроят здесь мне полную пустыню.

Тут уже купец побледнел, затряс бородёнкой, не ожидал он видно такого и, срываясь на петушиный крик, заговорил резко: