Инквизитор и нимфа
Шрифт:
Можно, конечно, принять его версию о лжегеодце за рабочую гипотезу и счесть все происходящее секретной операцией атлантов. Наблюдения старого викторианца казались верными, только выводы из них следовали отнюдь не столь однозначные. Да, может, Ван Драавен и киборг. А может, невероятно сильный психик, придумавший новый блок «пустота» («Если выживу, — подумал Марк, — надо взять на вооружение») и ловко наводящий галлюцинации. А может, Предтеча из научпоповских статеек, так любимых Лаури. А может, сын дьявола. Последнее выглядело наиболее вероятным,
Еще ночью, в хижине, дочитав записку отца Франческо и осознав, что больше никаких закодированных посланий в ней не содержится, Марк попытался сделать две вещи. Во-первых, накинуть на лжегеодца «узы». С тем же успехом можно было ловить несуществующими сетями невидимую рыбу. Ван Драавен, с интересом наблюдавший за его потугами, усмехнулся и тихо сказал:
— Я бы на вашем месте воздержался, а то провалитесь ненароком. Там, куда вы тянетесь своими ручонками, довольно неприятно.
Марк опять не понял. Это уже становилось привычным.
Во-вторых, проанализировав письмо отца Франческо и отделив крохи смысла от горячечного бреда, землянин сделал кое-какие выводы. О второй части записки он предпочитал пока не думать.
— Значит, утабе явился, чтобы доставить вам письмо?
Ван Драавен кивнул. Он опять сидел на лежанке и пялился на Марка прозрачными зенками.
— И вы продолжаете утверждать, что не убивали его?
— Я ничего не утверждаю.
— Хорошо. Допустим, я верю, что вы его пальцем не тронули. Похоже, Франческо знал вас лучше, чем я. Чокнутый или нет, а дураком он не был. Он не послал бы утабе в лапы убийцы.
— Я аплодирую вашей проницательности. Есть лишь один изъян в этом рассуждении: знать меня лучше, чем вы, еще не означает знать меня хорошо.
— Может, хватит развлекаться, Ван Драавен? Почему бы вам просто не рассказать мне, что произошло?
— Это вас утешит?
— Да, это сильно меня утешит. Вы доказали, что можете придушить меня голыми руками. Хотелось бы быть уверенным, что вы этого не сделаете.
Лжегеодец расхохотался. Марка пробрал холодок. Уж очень он сейчас напоминал своего… батюшку?… из давешнего кошмара. Отсмеявшись, Ван Драавен наклонился вперед и опустил подбородок на сцепленные кисти. Похоже, Марк его забавлял.
— Хорошо. Как пожелаете. Утабе приволок мне эту записку, изрядно пожеванную, и потребовал труп своего возлюбленного Сеску. Мол, Сеску хотел, чтобы его тело швырнули в реку. Читать утабе не умел, так что доказать обратное я не мог никак. Да я ничего и не имел против, но выкапывать тело под дождем мне совершенно не улыбалось. Сжигать Франческо я, кстати, тоже не стал, потому что сухих дров почти не осталось, а тратить на него последнюю канистру медицинского спирта мне не хотелось. Короче, я предложил утабе самому заняться перезахоронением останков. Он протопал к могиле и ухватился за крест, собираясь его вывернуть. Но бог Освободитель не привечает святотатцев…
— Опять вы морочите
Ван Драавен улыбнулся:
— Вам лучше знать, есть он или нет. Он, я бы сказал, грядет.
— Оставьте свои проповеди для идиотов.
— А вы полагаете себя очень умным, Салливан?
— Я полагаю, что конфликт исчерпан. Я доставлю Висконти эту записку…
— То-то он порадуется, — не преминул ввернуть миссионер.
— …доставлю записку, и он от вас отстанет. Кстати, зачем вы ему вообще нужны?
— О, я очень важная шишка на Геоде. Тамошние правоверные считают меня Предтечей. Так и зовут — Предтеча.
Марк поперхнулся. Миссионер недоуменно вгляделся в его ошарашенную физиономию, но быстро сориентировался:
— Нет, не тот Предтеча, о каком вы подумали. Тем меня считают атланты. А на Геоде я предшествую богу Освободителю.
— Это четвертой Звезде по имени Та Хеспер? — зачем-то уточнил Марк.
— Именно ей.
— Потрясающе. А кем вас считают на Земле?
— Если честно, вы — второй землянин, которого я в этом прекрасном мире встречаю. Первый, как можно понять из письма, считал меня киборгом. Кем считаете меня вы, не знаю, да мне это и не интересно.
— Зато мне крайне интересно, — процедил Марк. — Очень интересно, кто вы на самом деле такой.
— Если мы оба переживем этот день, я с радостью удовлетворю ваше любопытство. Если нет, особого смысла в представлениях не вижу.
Круг неба в дымоходе наливался предрассветной синевой. Ван Драавен поднялся с лежанки и распахнул дверь, ведущую в огород. Пахнуло утренним холодком. Свет лампочки побледнел.
— Кажется, пора, — сказал лжесвященник.
— Что пора? — спросил Марк.
Ван Драавен обернулся, и вот тут-то Марк понял, что еще ничего не кончилось. В смутном свете утра лицо миссионера было сосредоточенным и каким-то злым.
— Видите ли, Салливан, я наверняка не убивал вашего наставника и с большой долей вероятности не убивал утабе. Но вас мне, может быть, убить придется.
Ионнанитский крест походил то ли на дерево с обрубленной верхушкой, то ли на меч с косо обломанным лезвием. От вертикали отходили две V-образные крестовины, побольше и поменьше, а почти у самого основания имелась еще одна, короткая, поперечина. К большой крестовине — гарде сломанного меча — Ван Драавен прикрутил запястья Марка.
Марк осознавал, что надо бежать. Он понял это еще до того, как миссионер поделился своими планами насчет убийства. Понял, когда очнулся в хижине привязанным к лошадиному столбу или даже раньше, едва уловив холодный блеск металла на пальцах лжесвященника. К сожалению, понимание это было сродни пониманию мыши, с которой забавляется кошка. Кошка резвится, прежде чем переломить позвоночник беспомощной жертве. Ван Драавен тоже резвился. Правда, в отличие от мыши, землянин знал, к чему приведет игра.