Инквизитор Светлого Мира
Шрифт:
– Хотите, чтобы я слегка подремонтировал вас, судари? – вежливо осведомляется Вальдес и тонкие губы его искривляются в ледяной усмешке.
– Ты!.. Мразь!.. Фашист! Все знают, что ты фашист! Я тебя сейчас на кусочки нарежу! – Самый рослый, самый смелый из троицы подступает к Вальдесу, подбадривая себя криками. – Ты понял, да? Тебе конец!
Вальдес не отвечает. Он только делает два шага назад, когда парень бросается на него с ножом. В руках Вальдеса мгновенно оказываются оба гаечных ключа. А еще через мгновение противник его лежит на земле, кровь вытекает из его головы и растворяется в луже, окрашивая ее в алый цвет.
Вальдес наклоняется, споласкивает в луже свое оружие, засовывает его в карманы, запахивает полы плаща и удаляется – молчаливый и сосредоточенный. Он снова думает о чем-то своем. То, что случилось только что, мало
Лучше не вставать на пути у Вальдеса.
Вальдес работал автомехаником в мастерской своего отчима, Хавьера. Хавьер пришел в их семью через два года после смерти отца Диего – однажды вечерком заглянул узнать, как обстоят дела у соседки, засиделся, остался на ночь, а уже через неделю собрал вещички и переселился к Санчесам окончательно. Как ни странно, Вальдес отнесся к этому вполне благосклонно. Более того, ему нравился Хавьер – добродушный толстяк с вечными пятнами пота подмышками и на спине. Когда Хавьер приходил вечером домой, от него пахло железом и машинным маслом. Вальдеса волновал этот запах. Он полюбил приходить в мастерскую отчима и смотреть, как идет работа. Пальцы Хавьера, короткие и толстые на вид, так ловко управлялись с любым делом, в них было столько силы! Казалось, что двигатели машин были устроены очень сложно, но Хавьер умело и быстро разбирал их на детали, блестящие от масла, разных форм и размеров. А потом так же сноровисто собирал все обратно, ни разу ни запутавшись в предназначении составных элементов. После этого моторы начинали работать тихо и бесперебойно. Это казалось Вальдесу волшебством.
До этого Вальдес не думал, какую профессию он предпочел бы выбрать в своей жизни. Вначале он просто завидовал Хавьеру. Впрочем, состояние чистой зависти длилось недолго. Очень скоро Вальдес обнаружил, что не только помогает отчиму и двум его рабочим, но и сам начинает довольно неплохо разбираться в ремонте автомобилей. В шестнадцать лет со школой было покончено – Вальдес перешел на работу в автомастерскую. Хавьер платил ему как взрослому – может быть, немножко больше, чем полагалось по работе, но кто мог ему запретить платить своему приемному сыну столько, сколько он хотел? Большую часть денег Вальдес отдавал матери. Ему не нужно было много денег. Он тратил их только на книги.
Вальдес много читал. Это похвальное увлечение вызывало радость у его матери. Ее мальчик Диего еще три года назад отличался патологическими наклонностями – перевешал всех кошек в округе, подбрасывал собакам отравленную приманку, а голуби, казалось, даже боялись подлетать к дому, где их ждали стрелы маленького, но меткого самодельного арбалета. Дневник Диего был украшен многочисленными записями о том, что он колол девочек циркулем на уроке или избил двух первоклассников в туалете, или воткнул иглу в сиденье учительницы… Это было ужасно. Слава Всевышнему, все это прошло. Прежний разнузданный Диего как бы перестал существовать – вместо него появился хмуроватый, но спокойный Вальдес. Человек сменил не только имя, он сменил и самого себя. Правда, он больше не ходил в церковь, зато не курил и не пил ни капли спиртного. К сожалению, у него не было друзей, зато он не шлялся в сомнительных компаниях. Он даже не слушал шумный и, безусловно, развратный рок-н-ролл. Если он не приходил ночевать, то всегда предупреждал об этом домашних, и они были за него спокойны. Впрочем, это случалось редко. Чаще всего вечером после работы Вальдес принимал душ (он был очень чистоплотен), ужинал с семьей, а потом уходил в свою комнату и запирался там.
Мать старалась его не беспокоить. Она и так прекрасно знала, что делает Вальдес, запершись в своей комнате. Он читал. Несколько раз, когда Вальдес был на работе, она внимательно рассматривала его книги. Их было очень много – книги стояли на самодельных полках, лежали на столе и даже стопками на полу. Выбор их был несколько странен для семнадцатилетнего парня – не было здесь ни детективов, ни боевиков, ни романов о любви. Сплошь исторические тома – большие, тяжелые, в мрачноватых коричневых переплетах. Многие из них были изданы в прошлом веке – оставалось только удивляться, как Вальдес умудрялся находить их в маленьком городке, где и библиотеки-то приличной не было. Немецкие, английские, французские авторы. "История инквизиции в средние века". "Молот ведьм". "Пикатрикс". "О колдунах и еретиках Геншера и Тироля". "Антропология смерти". Названия книг были непонятны матери Вальдеса, но внушали
Она пробовала заговорить с ним об этом. Он не стал об этом разговаривать.
Годы шли за годами, но мало что менялось в жизни Вальдеса. До тридцати трех лет он вел вполне размеренное и даже "правильное" существование. В своем городке Вальдес снискал себе неплохую репутацию. Он был хорошим автомехаником – и это было самым главным в глазах его сограждан. То, что он неохотно общался с людьми, не воспринималось как недостаток – в конце концов, это было его личным делом, не правда ли?
Никто не знал, что Вальдес жил насыщенной, полнокровной жизнью, в которой немалое место уделялось ярким чувствам и даже страстям. Никто не знал об этом, потому что вся эта жизнь протекала только внутри него и не находила выхода наружу. Да и к чему это было – предъявлять свой внутренний мир посторонним людям? Тем более, если твой мир может показаться другим людям извращенным и даже отвратительным?
Вальдес давно убедился в том, что родился не в свое время. Ему следовало родиться в том же месте – на юге Испании, но гораздо раньше – в шестнадцатом веке, в эпоху позднего средневековья, когда грехи людей в католической стране не процветали, а наказывались должным образом. Он твердо знал, кем он был бы, родись он в эту замечательную эпоху. Он стал бы инквизитором. Он часто представлял свой жизненный путь, размышляя бессонными ночами. Он стал бы смиренным послушником Доминиканского ордена. Он одел бы бурую рясу с балахоном. Он выбрил бы на макушке широкую проплешину, называемую тонзурой. И он быстро показал бы свое рвение в делах защиты истинной веры. Ибо предназначение истинно преданных служителей божиих заключается в преследовании ереси. В отыскании тех, кто думает неправильно, молится неправильно, не соблюдает правильных порядков и даже хотя бы имеет в душе сомнение в правильности предписанных постулатов. Предназначение истинных ревнителей веры состояло в отыскании еретиков, допросе их, сопровождающимся применением самых жестоких пыток, и, в конечном итоге, в наказании, самым лучшим из которых является сжигание живьем на костре. Ибо сказано еще у Иоанна: "Кто не пребудет во мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь; и они сгорают". Огонь очищает грешные души в стократ лучше, чем что-либо другое.
Вальдес все еще считал себя ревностным христианином, но давно уже не ходил в местную церковь. Он понял, что все современные священнослужители, впрочем, также как и их паства, являются еретиками, забывшими истинную веру и продавшимися Дьяволу. Уверенность в этом была положена много лет назад разговором со священником их прихода, отцом Бенедиктом. После одной из служб юный Вальдес остался в соборе и подошел к священнику, которого дотоле очень уважал.
– Падре, – сказал он, – люди на этой земле грешны и лживы.
– Да, это так, сын мой, – со вздохом согласился отец Бенедикт. – Люди грешны. Ты не первый, кто приходит к такому заключению.
– Грехи должны быть наказаны! – с жаром произнес Вальдес.
– И это тоже верно. Грешникам будет воздано должное, если они не одумаются, и не покаются перед Богом. К счастью, всем нам дано право исповеди и покаяния. Господь милостив, он любит людей, своих детей несовершенных, и всегда готов принять в объятия свои истинно раскаявшихся, как бы ни были греховны их деяния.
– Но ведь это же неправильно, падре! – воскликнул Вальдес. – Покаяние всех ваших прихожан неистинно! Они выполняют простую формальность – лживо изображают, что сожалеют о грехах своих, чтобы получить очередное прощение и снова грешить в стократ хуже!!!
– Что ж поделать? – падре смиренно пожал плечами. – Человека нельзя заставить искренне верить – можно только принудить его к определенным процедурам. Но к счастью, существует свет истинной веры, и он пробивает свой путь к душам даже самых закоренелых грешников…