Инквизитор Светлого Мира
Шрифт:
А как же я? Не то чтобы мне очень нужны были слава и признание – плевать мне было на них. Но я собирался извлечь из статуса победителя определенную выгоду. Я не хотел быть псом господина Бурбосы всю свою жизнь.
Между тем, никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Бурбоса добрался до помоста, на котором восседали вельможи, и самый жирный из них лично вручил ему кубок из чего-то, похожего на золото, обнял его и даже поцеловал, а теперь громко говорил о замечательных человеческих качествах господина Бурбосы, о его неукротимой львиной свирепости и
Я пересек арену, хотя кто-то пытался схватить меня за руку. Я оказался у самого помоста.
– Эй, вы! – заорал я! – Благородные и достопочтимые господа! Ваши светлости, величества и преосвященства! Не будете ли вы так добры выслушать меня?! В конце концов, я тоже кое-чего заслужил сегодня!..
– Энто еще что за смерд? – Главный вельможа сморщил нос, словно к нему непозволительно близко подошла большая куча дерьма на двух ногах. – Господин Бурбоса, что сие значит?!
– Простите, господин Обершмуллер! – пробормотал Бурбоса, извинительным жестом приложив руки к сердцу. – Этот пес не в себе в последнее время! Он ведет себя очень странно. Очевидно, сказались множественные удары по голове…
– Так! – Тот, кого назвали Обершмуллером, повернулся ко мне и тут же несколько человек навалилось на меня сзади, выкрутили мои руки назад так, что я и пальцем не мог пошевелить. – Энтому наглому псу назначено десять плетей, крутить его собачью мать. Я, значица, милостью своею добавляю ему еще десять. Ввалите-ка ему, ребятки, все двадцать прямо сейчас, и чтоб без всяких жалостев. Таких, значица, псов, как он, нужно лечить токмо плетями. Я думаю, опосля энтого в евойной башке точно просвежеет!
Меня поволокли в середину арены и повалили на землю. Я еще не понимал, что происходит.
– Бурбоса, скотина ты эдакая, скажи им, чтобы они прекратили! – завопил я. – Скажи этому жирному, чтобы меня отпустили!..
– Спасибо, господин Обершмуллер! – масляным голосочком произнес подлец Бурбоса. – Как тонко вы изволили подметить – токмо плетями! Истинно чувствуется ваша высочайшая образованность…
И только когда хлыст со свистом разрезал воздух и впился в мою спину, до меня дошло.
Я озверел. Я с ревом вскочил на ноги, раскидав корявых людишек – тех, что пытались меня удерживать. Они дружно бросились на меня, но я уложил всех их, потратив на каждого не больше, чем по удару. Ко мне уже бежали два стражника с алебардами. Я схватил хлыст и сшиб им стражников с ног. Не думаю, что я нанес им значительный вред, но они предпочли закрыть глазки и сделать вид, что лишились чувств. Зрители оцепенели на мгновение, а потом дружно подались назад. Желающих показать свою удаль и укротить вышедшего из повиновения пса среди них явно не было.
– Пес Шустряк, именем Госпожи Дум приказываю тебе остановиться и перестать бесчинствовать! – провозгласил судья-стервятник. Наверное, он чувствовал себя в безопасности, сидя на высоком столбе. Напрасно. Я взбесился не на шутку. Я преодолел расстояние до столба в три прыжка и в последнем прыжке ударил в столб обеими ногами. Дерево затрещало, пошатнулось, судья
– Госпожа Дум! Взываю к тебе, о великая Госпожа! – Один из свиноподобных обитателей помоста воздел руки к небу, в тонком голосе его чувствовалась торжественность и уверенность в том, что он делает. – Останови этого безумца! Прояви свою силу, Госпожа наша, пусть оцепенеет сей пес как камень и отдастся в руки справедливости и порядка! Ибо нарушает он законы Книги Дум! И восславим тебя, Госпожа наша, владычица Кларвельта, создавшая мир наш и людей его…
Наверное, этот человек был местным священником, потому что одет он был в черную длинную сутану, а на голове его красовалась высокая цилиндрическая шапка.
Несколько секунд все таращились на меня, будучи уверенными, что я обездвижен на самом деле. А я не хотел их разочаровывать, выдерживал артистическую паузу, застыл в неудобной позе на одной ноге и с поднятым хлыстом. Судья, вроде бы уже совершенно потерявший способность двигаться, вдруг ожил и начал вставать на четвереньки, скрипя всеми суставами. И по толпе тут же пронесся вдох облегчения – кажется, никто здесь не сомневался, что эта самая Госпожа Дум может заочно навести порядок – наслать на меня оцепенение, и паралич, а может быть даже гром и молнию. Единственный, кто в этом сомневался – я сам. Не ощущал я никакого воздействия – только проклятая левая рука снова начала чесаться.
– Ну, ладно, хорош дурака валять! – Я опустил ногу на землю, продолжил начатое движение рукой, в результате чего хлыст опустился на спину судьи и снова сшиб его на землю. – Значит так, господа, сэры, герры и прочие местные уроды! Не знаю, как там насчет вашей Госпожи Дум, но мне эти игры надоели. – Я подобрал с земли свою запыленную одежду и начал натягивать ее на себя. – Я ухожу. Мне у вас не нравится. Если кто-то хочет меня остановить – пусть попробует…
И я двинулся к зрителям. Те заголосили – на этот раз не от азартного вожделения, а от страха. Они расступались передо мной, давя друг друга, глядя на меня глазами, выпученными от изумления. Не знаю, чем я их так удивил. С виду я был намного нормальнее, чем большинство этих расфуфыренных индюков.
– А ведь энтий пес – демоник! – услышал я сзади голос Обершмуллера и обернулся. – Он не слышит, значица, Госпожу Дум и не подчиняется ей! Сталбыть, он демоник в самом натуральном виде! Что вы скажете, Бурбоса, мерзавец вы энтакий?! Демоников пригреваете на своей греховной груди? Да вы хоть понимаете башкой своей дурацкой, что вытворяете?! Инквизиция по вам плачет…
– Я тут не причем! – взвыл Бурбоса и повалился на колени. – Я не знал, честное слово благородного господина!.. Я не знал, милостивые господа!.. Он подло обманул меня…