Инквизитор. Охота на дьявола
Шрифт:
Бартоломе не торопился. После аутодафе он не спеша возвратился домой, где его ждал один лишь Санчо. Долорес не было. Бартоломе не хотел, чтобы она ходила смотреть на процессию и уж, тем более, на сожжение еретиков. Он не хотел, чтобы она видела его в такой роли — роли палача. Но Долорес и сама не испытывала желания смотреть на казнь. Она сказала, что проведет этот день у матери. Он не возражал.
Бартоломе переоделся. Ему казалось, что от его сутаны несет запахом дыма и крови. А ведь он не приближался к кострам меньше, чем на пятьдесят шагов!
Бартоломе расправил кружевной воротник, оглядел себя в зеркало и слегка, не без самодовольства, улыбнулся. Он выглядел несколько утомленным, но все же, он это осознавал, довольно симпатичным.
Первым делом он отправился к Долорес.
В дверях ее дома он, к своему удивлению, столкнулся с Каталиной Мендес. Толстуха едва не сбила его с ног. Доносчица не узнала инквизитора, вернее, она на него не посмотрела, потому что ей было все равно, кто перед ней.
— Она вот-вот окочурится, — сообщила она, захлебываясь, по-видимому, не столько от волнения, сколько от злорадства. — Уже пришел отец Педро, чтобы причастить ее. Ей-богу, она не протянет и двух часов!
Бартоломе не успел даже остановить и расспросить ее. Толстуха подобрала юбки и побежала дальше, приговаривая:
— Надо рассказать всем соседям! Ох, и удивятся!
Первой мыслью Бартоломе было: что-то случилось с матерью Долорес.
Он вошел в дом и увидел там совершенно незнакомых ему людей. По всей видимости, это были друзья и соседи. Они тихо переговаривались, словно в ожидании чего-то, они упоминали имя Долорес.
Внезапный страх сжал сердце Бартоломе.
Он громко позвал Долорес.
На него посмотрели, как на сумасшедшего.
— Где она?
Он не знал расположения комнат в доме, в большом двухэтажном доме, напоминавшем о днях былого процветания, но теперь порядком запущенного.
— Где она?!
Какая-то женщина неопределенным жестом указала ему на дверь:
— Там. С ней сейчас только мать и священник.
Бартоломе бросился в указанную комнату.
Долорес, его Долорес, бледная, поникшая, лежала на постели. Заплаканная Франсиска держала ее за руку. Рядом с ней полный пожилой священник тихо бормотал молитвы.
При виде Бартоломе Долорес встрепенулась, приподнялась, точнее, попыталась приподняться, но с тихим стоном вновь опустилась на подушку.
— Я дождалась тебя! — горячо прошептала она. — Я сумела тебя дождаться! Я…
Девушка захлебнулась от кашля.
— Милая моя! Что с тобой? Что?!
Бартоломе упал перед ней на колени. Он обнял Долорес, а в ответ услышал тихий стон, точно причинил ей боль.
— Что, что случилось?
Мать, сквозь рыдания, которые она не могла сдержать, сбивчиво объяснила, что произошло. Они с дочерью были дома вдвоем, когда ворвался Рамиро. Он походил на сумасшедшего. Он потребовал, чтобы Долорес призналась в совершенном грехе. Долорес рассмеялась ему в лицо. Тогда он схватился за кинжал. Франсиска не успела опомниться, как
— Рамиро! — повторил Бартоломе.
У него застучало в висках, и лишь легкое, почти неощутимое прикосновение умирающей привело его в чувство.
— Пощади его! — прошептала она. — Ради меня, пощади его! Он просто… глупый, глупый мальчишка… Он так ничего и не понял… Он никогда не знал, что значит по-настоящему любить…
И вновь кашель заглушил ее слова. Казалось, с каждым словом она теряла и кровь, и жизнь.
— Молчи, молчи, молчи! — Бартоломе зажал ей рот ладонью.
Она не послушалась его. В эти последние оставшиеся ей минуты она хотела успеть сказать все, что считала для себя самым важным.
— Я ждала тебя, — шептала она. — Я не могла умереть, не увидев тебя… Я… так люблю тебя!.. Я… так любила тебя!..
И это были последние ее слова. Ее глаза широко, удивленно раскрылись, точно она видела перед собой нечто, недоступное другим. Струйка крови побежала от уголка ее рта по щеке.
— О нет, нет, нет! — воскликнул Бартоломе. — Не уходи!
В последний раз она попыталась приподняться, в последний раз Дрожь пробежала по ее телу. И вдруг она отяжелела, обмякла у него на руках, ее голова запрокинулась…
Дикий крик матери разорвал тишину:
— Девочка моя, дочка моя!
Бартоломе медленно поднялся, уступив ей место около умершей. Даже труп Долорес не принадлежал ему.
Громче зазвучал голос пожилого священника, читавшего отходную молитву.
Вероятно, возглас Франсиски привлек внимание любопытных соседей. Понемногу все они собрались около умершей. Кто-то истово крестился, кто-то шептал молитвы, кто-то просто глазел с любопытством.
Бартоломе тихо, незаметно вышел. Здесь он был чужим.
И увидел другого одинокого человека. За столом, обхватив голову руками, сидел Рамиро. Его широкая спина вздрагивала. Он вернулся. Но это был уже не тот справедливый мститель, каким он себя вообразил. Это был подавленный, плачущий человек. Человек, который сам испугался того, что он совершил.
— Что с ней? — спросил он, с тревогой взглянув на Бартоломе. Он забыл о том, что еще два часа назад хотел убить инквизитора.
— Ее больше нет, — глухо ответил Бартоломе.
— Тогда убейте меня тоже, убейте! — простонал моряк. — Я заслужил!.. Нет такой кары, которой я не заслужил бы!
И он захлебнулся рыданиями, закрыв лицо руками.
Бартоломе побледнел. Он схватил матроса за жесткие взлохмаченные пряди, заставил его поднять голову. И увидел опухшую физиономию в потеках соплей и слез.
— Убейте! — всхлипнул Рамиро.
— Этим я не воскрешу ее! Я не воскрешу ее, даже если убью тысячу таких скотов, как ты! Ты, грязное животное, ты не стоил ни одного ее слова, ни одного ее взгляда!..
Бартоломе отпустил волосы Рамиро, и матрос бессильно ткнулся лбом в стол.