Инквизитор. Ордо Маллеус
Шрифт:
— Что я и сделал.
— А еще тебе стоило присоединиться к нам за ужином, — пожал я плечами. — Джарат снова превзошла себя.
— Я понимаю. Но тогда... — Он сделал паузу и задумчиво погонял по кругу кубики льда в бокале. — Но тогда стало бы известно, что инквизитор Эндор нанес визит инквизитору Эйзенхорну.
— Всем и так прекрасно известно, что они старые друзья. В чем проблема-то?
Эндор поставил бокал на стол, расстегнул застежки на поясе и стянул через голову верхнюю часть своего маскировочного костюма.
— Слишком жарко, — заметил он.
Его нижняя рубашка потемнела от пота,
— Я прибыл сюда ради Новены, — сказал он. — Меня вызвали, чтобы присоединиться к свите Орсини. Смею предположить, то же самое можно сказать и о тебе. Мне хотелось поговорить с тобой и сделать это как можно дальше от любопытных ушей.
— Поэтому ты и вломился в мой дом?
Он глубоко вздохнул, прикончил свою выпивку и пошел к бару в углу комнаты, чтобы налить еще.
— У тебя неприятности, — произнес он.
— В самом деле? С чего бы это?
Как ни в чем не бывало, Эндор продолжал срезать цедру с лимона.
— Не знаю точно. Но ходят слухи.
— Всегда ходят какие-нибудь слухи. Он резко повернулся ко мне:
— Отнесись к этому серьезно. — Его глаза неожиданно приобрели очень жесткое выражение.
— Договорились, я слушаю.
— Ты знаешь, как крутится мельница слухов. У кого-то всегда имеется причина их распускать. Стали ходить кое-какие россказни. И поначалу я не обращал на них внимания.
— Россказни?
Он вздохнул и уселся в кресло с новой порцией выпивки.
— Поговаривают, что ты... нечестив.
— И что именно говорят?
— Будь ты проклят, Грегор! Я же не один из твоих подозреваемых, которых надо допрашивать! Я пришел как друг.
— Друг, который взломал мне дверь и одет в маскировочный костюм...
— Ты не мог бы заткнуться хотя бы на минутку?
— С удовольствием. Если ты перейдешь наконец к делу, — помедлив, ответил я.
— В первый раз я просто услышал, как кто-то наговаривает на тебя.
— Кто?
— Не имеет значения. Я вмешался и высказал им все, что думаю. Но потом я снова услышал эту историю. Эйзенхорн — нечестивец, сбился с праведного пути.
— В самом деле?
— Потом я услышал другое. Теперь говорили уже не «Эйзенхорн — нечестивец», а «Есть серьезные люди, имеющие повод полагать, что Эйзенхорн стал нечестив». Так, словно эти подозрения приобрели официальный статус.
— До меня ничего подобного не доходило, — произнес я, усаживаясь поудобнее.
— Конечно нет. Кто же мог сказать тебе такое в лицо, кроме друга... или судебного собрания Внутренних Расследований?
Я приподнял брови:
— Ты, похоже, и в самом деле обеспокоен, верно?
— Чертовски верно. Кто-то держит тебя на прицеле. Кто-то, имеющий влияние в высших эшелонах. Каждый твой поступок да и вся карьера находятся под наблюдением.
— Ты делаешь выводы на основе слухов? Да ладно тебе, Титус. Я знаю многих инквизиторов, у которых найдутся причины поставить на мне крест. Монодоминанты из кабинета Орсини и идеалисты пуритане,
Я уже упоминал прежде, насколько мне ненавистна политика вообще. И нет ничего столь же бесплодного и утомительного, как попытки разобраться во внутренней политике самой Инквизиции. Мои собратья разбились на фракции, разделенные верой и интеллектуальным сектантством. Мы с Эндором относим себя к амалатианам, то есть придерживаемся оптимистичных взглядов и трудимся на благо поддержания целостности Империума, верим, что он функционирует в соответствии с планом божественного Императора. Мы сохраняем статус-кво. Выслеживаем преступников: еретиков, ксеносов, псайкеров — основных недругов человечества. И это, конечно же, является нашей основной целью. Но мы возьмемся за кого угодно, если почувствуем, что он может нарушить стабильность в Империуме, и готовы идти до конца, вплоть до вмешательства в межпартийные войны августейших институтов нашего общества. Мне всегда казалось несколько забавным, что мы стали частью фракции, борющейся против фракционности.
Мы утверждаем, что относимся к пуританам. Конечно, так оно и есть, если сравнивать нас с ультрарадикальными фракциями Инквизиции наподобие иствааниан и реконгрегаторов.
Но нам столь же чуждо и крайне правое крыло пуританских фракций — монодоминанты и торианцы, часть которых почитает за ересь даже использование обученных псайкеров.
Если у меня и возникли неприятности, то это был не первый случай, когда инквизитор, придерживающийся умеренных взглядов, схлестнулся с экстремистами внутри собственной организации.
— Это вышло за пределы простых интрижек между фракциями, — спокойно сказал Титус. — Проблема не в нападках консерваторов. Тут причина только в тебе. У них что-то есть на тебя.
— Что?
— Какая-то конкретная информация.
— С чего ты это взял?
— С того, что двадцать дней назад на Мессине я был задержан и допрошен инквизитором Осмой из Ордо Маллеус.
После этих слов я даже вскочил с кресла:
— Что он сделал? Титус отмахнулся:
— Я как раз покончил с некоторыми пустыми формальностями и уже готовился упаковывать вещи, чтобы отправляться на Трациан, когда на связь со мной вышел Осма. Он был вежлив, доброжелателен и спрашивал, не могу ли я встретиться с ним. Я отправился на встречу. Все прошло очень цивилизованно. Он не собирался арестовывать меня, но не думаю, что мне удалось бы покинуть его прежде, чем он закончил. Его окружали охранники, и было очевидно, что, попытайся я уйти, его люди остановили бы меня.
— Возмутительно!
— Нет, просто это Осма. Полагаю, ты знаком с ним? Один из свиты Орсини. Правая рука Безье. По сути своей он торианец. Всегда старается разузнать как можно больше о том, на чей хвост садится.
— И что ему удалось разузнать?
— От меня? — рассмеялся Эндор. — Ничего, кроме яркого описания твоего характера! Через час он позволил мне отбыть с миром. Этот ублюдок даже предложил мне иногда встречаться и обедать вместе, общаться во время Новены.
— Осма опытный манипулятор. Скользкий человек. Но мы ушли от основного вопроса. Чего он хотел?