Инквизитор
Шрифт:
— А когда он увидел вас? Что он сделал?
— О, он очень разгневался. Он был сердит на меня, потому что я привела Вавилонию в это место. — Недоумение на лице Иоанны сменилось сарказмом. — Он ненавиделАлкею.
— Почему?
— Потому что она с ним спорила.
— Понятно.
На самом деле я чересчур хорошо все понимал. Иоанна нарисовала не слишком привлекательный портрет Алкеи. Выходило, что Алкея допускает опасные вольности в поступках, если не в убеждениях.
—
— Алкея? — вскричала вдова. Она взглянула на меня с изумлением, а затем рассмеялась. Но ее смех быстро умолк. — Вы шутите, наверное. Как вам такое могло придти в голову?
— Вообразите, сударыня, что я не знаком с Алкеей. Откуда мне знать, на что она способна?
— Но их изрубили на куски! Пятерых взрослых мужчин!
— Убийц могли нанять. — В ее взгляде отразился такой ужас и смятение, что я невольно улыбнулся.
— Должен признать, однако, что она не занимает первое место в моем списке подозреваемых, — прибавил я.
Это, кажется, ее успокоило; мы заговорили на другие темы, плавно перемещаясь от погоды в Монпелье к бесчисленным добродетелям отца Августина. Возможно, вы осудите меня, но я испытывал большое облегчение, обсуждая моего патрона с близко знавшим его человеком, который не принадлежал к числу моих братьев монахов.
— Он изнурял себя, — заметила вдова. — Он презирал свою собственную слабость. Я сказала ему: «Ты болен. Если тебе нужно приезжать, то оставайся дольше». Но он отказался.
— Он был упрямый, — подтвердил я. — Не спал ночи напролет, питался одними очистками. Он, должно быть, чувствовал, что его жизнь подходит к концу.
— О нет, он был таким всегда. Это у него в натуре. Хороший человек, но слишком хороший. Если вы понимаете, о чем я.
— Да, понимаю. С таким не уживешься. — Я засмеялся. — И ваша дочь такая?
— Вовсе нет. Она кроткая, как ягненок. А он был как…
— Как орел. — Я учтиво напомнил, что ей следует именовать его «отец Августин».
Интересно, часто ли он думал о ней все эти годы? Если бы у меня была дочь, я бы молился за нее каждый день.
— Вы не похожи на Ав… на отца Августина.
— Не стоит труда напоминать мне об этом, уверяю вас. Я великий грешник.
— Как и я. Он не уставал меня этим попрекать.
— Наказание мира вашего, — сказал я, но сия аллюзия прошла мимо нее.
— Поверьте мне, никто из нас не совершенен. А дочь свою он тоже бранил?
— О нет! Никогда. Нельзя бранить Вавилонию, потому что она не в ответе за свои грехи. — Впервые я увидел, что глаза у нее увлажнились. — Он любил ее. Я уверена в том. У него было доброе сердце, но он его стыдился. Бедный. Бедный, а я так и не сказала ей…
— Не сказали чего?
— Что он ее отец, — всхлипнула вдова. — Сначала она его боялась, а я все выжидала. Она уже начинала к нему привыкать,
— Да, — согласился я.
Вид ее слез убедил меня, — а это редко со мной случается, — что Иоанна никоим образом не виновата в смерти отца Августина. Слезы дались ей нелегко, они были выстраданы и свидетельствовали о глубокой скорби.
Эта влага, орошив сухую глину моих чувств, едва не подвигла меня потрепать ее по руке. Но я сдержался.
— Простите, — всхлипывая, извинялась она. — Простите меня, отец Бернар. Это все от бессонницы.
— Мне нечего вам прощать.
— Если бы я только могла больше любить его! Но это было так тяжело.
— Я знаю.
— Он бывал таким несносным! Порой мне хотелось его ударить, и когда это случилось — весь этот ужас, — у меня было чувство, что это по моей вине…
— Вы не хотите исповедоваться?
— Что? — она посмотрела на меня снизу вверх, испуганно моргая. — Нет. Нет-нет, — сказала она, быстро придя в себя. — В этом нет нужды.
— Вы уверены?
— Мне нечего скрывать, отец мой, — отрезала она. — За этим вы и приехали? Чтобы узнать, не я ли его убила?
— Чтобы узнать, кто его убил. И потому я должен узнать все до конца. Вы же умная женщина, Иоанна, вы должны понимать. Как бы вы поступили на моем месте?
Она снова посмотрела на меня, и ее враждебность исчезла. Я видел, как она сходит у нее с лица. Медленно кивнув, она открыла рот, собираясь заговорить, но ее перебил гомон возбужденных голосов. Казалось, он доносится не из соседней комнаты, а издалека. Похоже, там разгорался спор.
Встревоженные, мы с Иоанной вопросительно переглянулись и поспешили во двор узнать, что случилось.
Ибо пришел свет твой
Блаженный Августин однажды написал: «Все вещи равно существуют для слепого и для зрячего. И слепой и тот, кто имеет зрение, стоя в одном и том же месте, окружены одними формами вещей; но для одного они присутствуют, а для другого отсутствуют, но не потому, что вещи сами к одному идут, а от другого удаляются, но по причине разницы в глазах».
А я обнаружил, что сие наблюдение справедливо также и для двух зрячих. Один из них может смотреть и видеть человека ли, вещь или событие, а другой может сначала увидеть то же самое совершенно иное. Так и случилось, когда мы с вдовой вышли из дома. Мне показалось, что мои стражи, собравшись во дворе, затеяли какую-то игру, потому что они были веселы и вели себя непринужденно. Они спешились и пустили по рукам бурдюк с вином. Иоанна, наоборот, увидела отряд вооруженных солдат, угрожающих ее дорогой подруге Алкее. Я догадался об этом по тому, как она стиснула мне руку и спросила: «Что они делают?» — срывающимся от страха голосом.