Иное утро
Шрифт:
Тимия стояла у зеркала, засовывала последнюю пуговку в ушко и руки ее невольно упали вниз. Зеркало показывало ее настоящую. Уставшую, растрепанную, только вставшую с кровати и уже продумывающую в суматохе весь день напред. Да, так делают благоразумные девочки, но… но это уже слишком. Этих двух часов не хватит, а мама все равно найдет к чему прикопаться. Всегда находит. И этот день не станет исключением.
Тимия видела как открывает дверь, видит всегда опрятную старушку с заколкой в пучке волос. Как та проходит с ее вечно унылым лицом по коридору. Как оно искажается в омерзительной гримасе и она в своем саркастично-жалящим тоне говорит про пыль на плинтусе и поняла что это ей, собственно, нахер не нужно. Два высших, собственная квартира в
Список контактов пролетел стремглав вверх. Тимия без колебаний нажала зеленую трубочку и начала ждать ответа. Тихие, монотонные гудки пошли после мелкого сигнального сбоя.
– Тим, – послышался заспанный голос на обратной стороне телефона, после – зивок, – Тим, ты чего? Сейчас шесть часов.
– Привет Макс, – сказала она все продолжая стоять у своего зеркала в полный рост. Она смотрела на себя, но сквозь себя. – Слушай, я не разбудила?
– Да вроде нет. Я просто будильник переводил, хотел поспать подольше. Постой, ты чего звонишь то?
– По работе. Хотела узнать нашел ты чего мне, или там поговорил с ке…
– А! Госпади! – голос Макса моментально изменился от заспанного до возбужденного каким он и был на работе. – Прости, Тим, прости, вчера забыл отзвониться.
– Да ничего.
– Госпади, прости. Ты навер… ладно, ладно, – Макс медленно выдохнул. – Суть в том что да, я вроде как нашел для нас работку.
– И где?
– Сиа знаешь? Она в кадрах работала.
– Ага, помню.
– Да, вот, ее пригласили с правительством работать.
– Ого.
– Ну и помнишь тот проэкт три месяца назад?
– Не особо. Много тогда было дел.
– Да, да, прости что валил. Так вот, – Макс сделал паузу и после послышался глоток, – так вот, Сиа с военными теперь и просила передать что те хотели бы видеть тебя в штате. Так то они должны были позвонить сегодня. Вот была бы неожиданность?
– Ага. Я бы и не поверила на самом то деле, – Тимия говорила абсолютную правду. Звонки звонками, но в нынешнее время верить каждой швали утверждающая что она из правительства не стоит. Особенно когда у тебя несколько нулей в банках, а новость о крахе вашей компании были по всем новостям. – Только вот…
– Да, знаю. На правительство не особо хочеться работать, но…
– Нет, нет, я о другом…
– Хотела что…– Макс остановился.
– Макс?
– Да тут смс пришло, давай чутка попозже поболтаем?
– Да, хор…
– Пока, – Макс положил трубку так и не дождавшись ответа.
На экране появился журнал звонков и красным мигал номер матери. Тимия мягко бросила телефон на кровать и продолжила одеваться.
Через полтора часа матери не было, и через два тоже, Тимия начинала беспокоиться. Она уже пожарила себе яичницы – съела ее, заварила чай – выпила его, часы показывали девять, а мамы все еще не было. Можно было конечно позвонить, но… слышать ее голос дважды в день это настоящая пытка. Пыткой стала. Раньше ведь она не была такой, и Тимия помнит это. Помнит как мама по вечерам готовила пироги, а папа читал газету. Только это все прошлое, а настоящее оно другое. Она теперь другая. И Тимия, и мама. Раньше, в детстве, Тимия не понимала что за теми мясными пирогами скрывалась боль, а за газетой желание. А после того как Марк погиб то это все стало явным. Мама изменилась после этого. Хотя может и стала самой собой, той железной девой из рассказов, ведь предпосылки к этой тиранической, жестокой и изредка перегибающей натуре были, просто они скрывались за правильным подбором инструментов для выпечки. Человек тридцать лет к ряду занимающий высокую должность в филармонии должен быть строгим ко всему. Даже к собственным детям. Но когда Марка не стало, все и вправду изменилось. Она
Но Тимия уже не та девочка получающая ТОЛЬКО лучшие оценки, нет, она тоже другая и она тоже имела право измениться. Только как это объяснить собственной матери? Разговоры пусты для нее, ей важны действия. И Тимия действовала. Уехала в столицу, поступила на бюджет, заселилась в общежитие и поняла что не должна что-то доказывать матери. Поняла, но не приняла. Тот страх перед ее лицом с гримасой отвращения бьет по самооценке так же как и в детстве. Молчание от той что должна быть с тобой в любые трудности жизни – хуже любого скандала, а мама именно что такой человек который своим молчанием уничтожит. И ее лицо. И глаза на том лице могли снести тебя в самый кромешный ад из всевозможных.
Чаинки их дешевого заварного чая плавали в прозрачной кружке вверх и вниз, Тимия поворотила ложкой и они вновь начинали свой скучный танец.
Может мама вчера звонила чтобы сказать что не приедет сегодня? Тимия разблокировала телефон и навела список контактов. Дрожащий палец так и не смог нажать на кнопку вызова.
Ч2.
В коридоре раздался, знакомый каждому социально-отчужденному человеку, мерзкий звонок. По маме можно сверять часы, ибо они показывали точное 10:00, и как бы она не хотела позлить своим отсутствием и вроде как “опозданием” Тимию, но пришла минута в минуту. Впрочем может она и не хотела позлить, а вчера должна была об этом сообщить. Странно что не написала смс или сообщила в мессенджере, но да ладно. Дверь надо открыть как бы этого не хотелось.
Щелчок. Второй щелчок. Двери открываются. Входит монстр с двумя, на манер азиатских дам, заколками в пучке седых волос. Она ничего не говорит и лишь с всегда-грустной-миной проходит вперед.
– Привет, мама, я тоже рада тебя видеть, – сказала Тимия проводя мать взглядом.
– Да, да, дорогая, помоги мне снять пальто, – ответила мама. – Видела что на улице? Такой вьюги за последние десять лет не видела!
Как всегда беседа начинается по светски. Или по свински? С нее капает как с собаки намокшей. И воняет примерно так же. Хотя и тут нечему удивляться. Сколько у нее уже дома собак живет… семь? Восемь? На пятой чихуахуа Тимия перестала считать. Матери нужно кому-то давать свою “заботу”, хотя это отличная метафора ее детства. Про собак говорится как “дрессировка”, а для детей есть термин “воспитание”. Слава всем возможным богам что она принесла только их запах, паркет бы не перенес маленьких коготочков той большой крысы под кличкой “Бамбо”. Тимия со странными чувствами к нынешней обстановке подняла сзади меховый (только натуральный мех, Тимия!) ворот пальто.
– Просто невообразимо какая там пурга, дорогая. Просто жуть какая пурга!
– Тебе дать полотенце?
– Что за глупости? Ты ведь знаешь что это…
– Да, да, забудь.
– Что за тон юная леди?
Юная, да еще и леди. Отличное словосочетание для той у которой третий десяток уж скоро пойдет. Впрочем Тимия сама нарвалась на эту мину. В разговорах с матерью, и вправду. как на минном поле. Только одно слово, только один шаг…
Матушка сняла обувь и должна бы была пройти дальше, но теперь уже перешла в атаку сама, и остановилась возле картины, пристально всматриваясь в нее через свои круглые очки без диоптрий.
– Это что? – сказала она.
– Картина.
– Мазня какая-то. – Она фыркнула и проследовала в гостиную. – Картины это Боттичелли, это Буонарроти, а вот это – мазня. Ты такое еще в детском садике рисовала. Я даже думала отдать тебя в художественную школу, но если это “картина” значит там уже не учат, а просто деньги трясут.
– Мама это… ладно, неважно.
– Ты что-то сказала? – Кричала она уже из гостинной.
Тимия прошла в зал и в упор смотрела на мамину спину, та опять решила придраться к интерьеру, просто стояла и пялилась на телевизор.