Иногда они умирают
Шрифт:
Я промолчал.
Дик сделал вид, что ничего не замечает.
Проводив спутников до лоджа, где Тшеринг занял для нас комнаты, я направился к покосившемуся строению, предназначенному для носильщиков. Несколько кайлатцев уже расположились возле него, покуривая самокрутки и распивая крепкий чанг. Это было их обычное занятие после работы.
Завидев приближающегося иностранца, они прервали общий разговор, но затем, узнав меня, заговорили вновь. Это был хороший знак – я не считался чужаком, которого нужно опасаться и в присутствии которого неловко.
– Садись,
Я опустился рядом и прислушался к беседе, ведущейся на найтили.
Говорили о погоде. Она, по мнению одного из горцев, у которого начали ныть кости, вот-вот должна была испортиться. Посмеивались над самым младшим из носильщиков, первый раз вышедшим на трек, тот неумело отшучивался, слегка робея перед старшими. Затем завели беседу о чудесном и мистическом.
– Раньше из дома просто так было не выйти, – попыхивая трубкой, важно заявил пожилой кайлатец лет сорока, похожий на старое, высохшее дерево. Даже его растянутая, давно не стиранная одежда напоминала грязную оборванную кору. – Каждый, кто через порог переступал, молитву читал от злых сил. Идешь по тропе – то духа, то дайкини встретишь. А теперь… – Он неодобрительно покачал головой.
«Раньше» – это примерно пятьдесят лет назад. Тогда страной правил жестокий клан Рама, сурово следуя правилу «Не пускать чужаков на святую землю» и безжалостно убивая любого, кто нарушил этот запрет. Когда Рама с помощью заговоров и интриг был свержен нынешней правящей семьей, отношение к иностранцам изменилось. Новый правитель начал выступать с абсолютно противоположными высказываниями.
«Мы знаем, что наши горы представляют интерес для всего мира, – сказал молодой король Кайлата Бирендра Бикрам Шах Дэва. – Мы пригласим весь мир приезжать и наслаждаться нашими красотами». С тех пор тропы стали открыты для всех желающих.
– Духи исчезли, когда иностранцы ступили на наши земли, – продолжал рассуждать старик-кайлатец. – Мать богов гневается.
Он, а следом за ним и все остальные посмотрели в ту сторону, где в темноте возвышался невидимый пик вершины мира.
– Где это видано, чтобы белые ходили здесь, как у себя дома? – продолжил старик, подкрепляясь новой порцией чанга.
Тшеринг взглянул на меня, улыбнулся и пожал плечами, словно говоря: «Не обращай внимания».
Но я и не обращал. Подобные разговоры были для меня не в новинку. Кайлатцы любили поговорить, как хорошо жилось прежде и как плохо стало теперь.
– Зато хоть заработать стало можно, – буркнул кто-то из молодежи.
И тут же завязался спор.
Смуглые лица носильщиков размывались в темноте, блестели только белки глаз, и светились красные точки огоньков самокруток. Голоса зазвучали громче и бессвязней.
Я наклонился к погонщику и тихо спросил:
– Слушай, Тшеринг, ты знаешь дорогу до Ронгбука?
Он посопел, почесал в затылке, покосился на гомонящих соотечественников.
– Знаю. Хочешь повести туда своих иностранцев?
– Если
Кайлатец задумчиво покрутил головой.
– Ноги они себе там переломают.
– Не переломают. Я был там. Тропа нелегкая, но пройти можно.
– Ну, если хотят, пусть идут, – ответил он равнодушно и отвернулся.
А я подумал о том, что попасть в Ронгбук хотят не столько мои спутники, сколько я сам. Ведь именно мимо этого храма шла дорога, ведущая к источнику. Во всяком случае, именно так я увидел в моем сне. Тонкая петляющая нитка, захлестывающая подножия серых валунов и теряющаяся среди нагромождения камней, оставшихся от колоссального здания.
Глава 8
Ферче
Многие из трекеров оставались на территории монастыря на двое-трое суток. Кто-то жил здесь неделями. Бродили вокруг, бесконечно фотографировали храм, горящий под солнцем яркими красками, пытались играть в футбол с монахами, которые бодро носились по полю, с неправдоподобной легкостью обходя задыхающихся от высоты иностранцев.
Мы могли также остановиться здесь на какое-то время. Но Джейку хотелось большего. И он заявил мне об этом, выходя утром из лоджа:
– Я плачу вам деньги не для того, чтобы смотреть на грязную нищету. – Он проводил взглядом обтрепанного носильщика в синих растянутых штанах и безразмерной кофте, согнувшегося под неподъемным мешком. – Понимаю, что пока мы идем по общему треку, ни на что другое рассчитывать не приходится, но я хочу увидеть что-то особенное. Не примитивные развлечения простых туристов. То, о чем не стыдно рассказать друзьям.
– Увидите, Джейк, – ответил я.
И вновь подумал об источнике, который действительно сложно было назвать обычным туристическим объектом.
Едва рассвело, мы вышли на тропу, ведущую прочь от монастыря. На траве лежал иней, склоны Тамерску побелели за ночь. В утреннем свете она казалась стоящей неправдоподобно близко. Создавалось впечатление, что можно протянуть руку и коснуться ее обледеневшего, холодного тела. Через несколько часов, когда солнце станет греть жарче, изморозь растает, испаряясь в прогревшемся воздухе. Растечется легкими облаками.
Дик, Джейк и Тисса почти не разговаривали, демонстративно отворачивались, делая вид, будто не замечают друг друга. Похоже, вчерашний вечер, который прошел у меня в беседах с носильщиками, они провели, выясняя отношения.
Мы спускались с горы, на которой стоял монастырь. Здание, освещенное первыми лучами солнца, радостно сверкало разноцветными красками. Особенно ярко светились фигуры двух золотых ланей на воротах монастыря. В густо-синем небе над ним не было ни облачка. Джейк на прощание сделал еще пару снимков и удобнее перехватил трекинговые палки – приготовился к долгой дороге, о которой я предупреждал его.
Тропа вела в лес, зеленеющий на пологом склоне.
– Все нормально? – спросил я наконец хмурую Тиссу, когда мы оказались в тени сосен.