Иногда они умирают
Шрифт:
– Мне приходилось останавливаться тут. – Я вытащил чехол с палаткой. – И всегда было спокойно.
Последний участок дороги вымотал моих спутников окончательно, и пока усталость заглушала все остальные чувства, в том числе и страх. Больше вопросов они не задавали, удовлетворившись на первое время этим ответом.
Мне в одиночку пришлось разбивать лагерь, готовить ужин, в общем, делать все то, что я делал, когда ходил по тропам Кайлата один.
Я установил палатку – эта была вместительнее моей и сделана из легкого, прочного, современного материала, собиралась быстрее, а внутри оказалась оснащена всевозможными матерчатыми полками, карманами,
Пока я занимался ужином, остальные устраивались внутри. Их сил хватило лишь на то, чтобы расстелить спальные мешки, а затем упасть на них и выдвигать всевозможные версии о том, что могло случиться с Тшерингом и его эбо, спорить, раздражаясь друг на друга и на меня. Надвигались сумерки, а вместе с ними и опасения, которые заставляли путешественников нервничать. Горы тускнели, отдалялись, и только кончики их вершин все еще сияли прощальным солнечным светом. Долина потемнела, наполняясь клубящимися тенями. Под обрывом, находящимся в нескольких метрах за моей спиной, начинал шевелиться ветер.
Занимаясь мирными, привычными делами, которые всегда приносили мне успокоение, неподалеку от трех человек, приехавших сюда из цивилизованного мира, близкого мне, говорящих со мной на одном языке, я неожиданно испытал странное чувство, которое прежде не посещало меня. Одиночество. Еще никогда я не был настолько одинок, даже когда оставался в абсолютной глуши, на высокогорном леднике или в заброшенной хижине.
Я вспомнил, как Уолт рассказывал об этом. Пустота среди толпы. Отгороженность от всех. Стена, за пределы которой не выйти. И вот теперь оно пришло ко мне. Быть может, надолго…
В палатке, освещенной изнутри желтым светом фонарика, колыхались черные силуэты. Они воздевали руки, наклонялись и снова выпрямлялись. Судя по всему, разгорался спор, сначала тихий, вполголоса, но с каждой минутой он становился все громче и напряженнее.
Выключив горелку, я снял с нее котелок с густым супом, подошел к нашему четырехместному дому и услышал презрительный возглас Джейка:
– Сколько можно повторять! Даже такой тупой болван, как ты, должен был сообразить…
Я оставил котелок во втором тамбуре, вошел в основное помещение и увидел, как Дик резко приподнялся на своем спальном мешке. Его небритое, худое лицо исказило бешенство, но, прежде чем он успел сорваться на грубость, я спросил:
– О чем спор?
– Ни о чем, – огрызнулся тренер, вновь усаживаясь и отворачиваясь к стенке. – Не твое дело.
– Может, предоставишь мне самому судить о том, мое это дело или нет.
– Дик беспокоится о нашей безопасности, – нежно отозвалась Тисса, протирающая руки дезинфицирующей салфеткой. С интересом повела носом, узнавая запах карри, мяса и риса, довольно улыбнулась.
– Я был абсолютно спокоен до тех пор, пока кто-то не сожрал погонщика, – зло ответил Дик, глядя на нее исподлобья. – Мы сидим здесь, как мыши в мешке, и ждем, когда нас сунут в мясорубку. И не надо говорить мне, что ты предупреждал, – повернулся он ко мне. – Можешь уже отправить эти предупреждения сам знаешь куда.
– Нас никто не тронет, пока мы будем идти вперед, – ответил я терпеливо. – Но пугать и заставлять захотеть вернуться – станут.
– Кто? – нахмурился Джейк. Он уже удобно улегся в центре, застегнув молнию пурпурного спальника, и теперь взирал на нас, словно
– Горы.
– Ладно, – утомленно отозвался тот. – Местный фольклор меня больше не интересует. Главное, ты сможешь защитить нас? И договориться, – он усмехнулся, – с горами?
– Смогу.
Он кивнул.
Я внес котелок и принялся раскладывать еду.
– Здесь пять мисок, – улыбнулась Тисса и посмотрела на меня с легкой насмешкой, ожидая, что я поспешу признать свою ошибку. – А нас четверо.
– Знаю, – ответил я, отдав каждому его порцию, и налил в лишнюю немного супа.
– Похоже, у нашего гида завелся невидимый друг, – сказал Джейк, немного повеселевший уже после нескольких ложек горячей сытной еды.
И он даже не знал, насколько оказался прав.
Быстро поев, я взял миску, поднялся и вышел из палатки, заметив, как Дик выразительно покрутил пальцем у виска.
На улице было холодно и темно. Пронизывающий ветер гулял по склону, словно на санках съезжая с зазубренной вершины Аркарама, разгонялся на середине и со свистом мчался вниз, к леднику. К счастью, камни довольно хорошо заслоняли нас. Иначе палатка бы уже давно тряслась от его порывов, а палки, брошенные Диком у входа, утащило и скинуло в пропасть.
Я поставил миску на землю недалеко от палатки. Выключил фонарь. Запрокинул голову.
Нигде нет такого неба, как в Кайлате. В нашем мире, наполненном городами, магистралями и мощными фонарями, звезды казались приклеенными к тусклому своду, подсвеченному электричеством мегаполисов. Здесь было видно, что разноцветные огоньки далеких солнц расположены слоями – одни ближе, другие дальше. Млечный Путь расходился в стороны двумя сверкающими рукавами, а наша галактика, мерцающая всеми цветами небесного пламени, закручивалась спиралью…
Небо полностью очистилось от туч. Контуры гор врезались в него, окруженные венцами звезд. Таких же холодных, как ледники вершин.
Озноб пробрался под мою куртку, и только тогда я вернулся в палатку. Свет в ней уже был погашен. Я забрался в свой спальник, и Тисса тут же протянула руку, ища мою ладонь. Я легко пожал тонкие пальцы и услышал ее глубокий, успокоенный вздох и тихий шепот:
– Все нормально? Там, снаружи?
– Да. Спи.
– Все меры безопасности принял? – поинтересовался Дик, лежащий у дальней стены. За насмешкой тренер старался скрыть тревогу. – Нас никто не сожрет во сне?
– Нет, – улыбнулся я невольно. – Сначала разбудят.
Он проворчал что-то невразумительное в ответ и больше ничего не сказал. Стало тихо. Но стоило мне расслабиться, закрыть глаза, забыть всего на несколько мгновений о трудном пути, спутниках и маршруте, как меня начал обволакивать упорный беззвучный зов. Мой ганлин, надежно спрятанный в рюкзаке, стоящем рядом, настойчиво звал меня. Он хотел, чтобы я взял его, вышел из палатки, подальше от чужих людей, и позволил ему заговорить. А может быть, через него со мной общалось неведомое существо, принявшее облик гурха. Оно обещало дать мне силу и знания, которыми я не обладал, спокойствие и отрешенность, безопасность и мудрость. Искушение было очень велико. Мне уже виделись не вполне реальные картины прекрасных освещенных солнцем вершин, зеленые долины с белыми пенящимися реками, горы, уходящие вдаль и тающие на горизонте – синие дымчатые силуэты, – туда звала меня флейта. Но пальцы засыпающей Тиссы вдруг крепче сжали мою ладонь, и я очнулся, стряхивая наваждение, прислушался к ее ровному дыханию и наконец провалился в глубокую мягкую темноту.