Иного не желаю
Шрифт:
Поначалу я даже не понимала, что происходит… но чем старше я становилась, тем сильнее делалось это чувство, усиливаясь ещё и жаждой…мужского тела.
Мне было шестнадцать, когда я однажды, выходя с физкультуры, случайно кинула взгляд на снимающих футболки одиннадцатиклассников. Меня тогда словно током ударило. Я почувствовала ноющую боль внизу живота и мне захотелось… захотелось…
Что шестнадцатилетняя девочка, живущая под неусыпным надзором бабушки и дедушки – особенно бабушки — могла знать о том,
Только где-то через полгода, а то и больше — как раз на весенних каникулах – подружка, такая же пай-девочка как и я, только немного боевее из за наличия старшего брата, показала мне видеокассету этого самого брата.
— Что это? — поинтересовалась я у Каринки.
— У Арсена стащила, — заговорчески подмигнула подружка. – Ох, недаром братец её в своем шкафу прячет, прямо за свитерами.
Я выгнула бровь.
— Ты что, лазаешь по его вещам?
— А что такого, — возмутилась подружка. – Он всё – равно шкафом не пользуется, раз в Москву учиться уехал. А мне вещи куда – то складывать надо. Даже мама разрешила.
Я так поняла, что тетя Эмма разрешила сложить куда-то вещи Арсена… А Каринка под шумок нашла у брата компромат.
— Что там? — поинтересовалась я.
— Хочешь, вместе посмотрим? — предложила подружка. — Мои завтра на юбилей к дяде едут, весь вечер никого дома не будет.
Тем же вечером, собравшись дома у Карины, мы включили видеокассету… Фильм, понятное дело, оказался только для взрослых. Карина морщилась, отводила глаза… А я впервые поняла, чего мне хотелось тогда на физкультуре. Это было желание. Мощное желание секса.
Домой тем вечером я пришла очень поздно – ходила кругами возле дома и размышляла…. Нормальные пай-девочки, вроде той же Каринки, не испытывают ничего похожего… Меня же это чувство вело словно наркотик. И я помнила историю моих родителей, особенно моего отца, который не пропускал ни одной юбки. А что, если его болезнь передалась мне по наследству?
А потом я вспомнила последний разговор с мамой – и её фразу про «дурную кровь»… И меня бросило в холодный пот.
Что если я стану как отец, которому было не важно с кем — главное: часто и много?
Я проплакала весь вечер и всю ночь….
С того момента всё поменялось: я не могла нормально спать, стала раздражительной, ненавидела ночи – особенно светлые лунные ночи; ненавидела себя и реакции своего тела. А они менялись. Я стала вроде бы лучше слышать и значительно лучше обонять, что иногда превращалось в испытание, особенно в раскаленном от жары, забитым до отказа людьми автобусе… А однажды… однажды ночью у меня на руках появились когти. Настоящие черные когти.
Чтобы не пугать бабушку и дедушку, которые уже давно спали, я закрылась в ванной, и уже там, спрятавшись за шумом воды, ревела и резала — пыталась отрезать их… Меня охватила дикая, всепоглощающая паника. Кто я? Что я такое? Мутант? Какой – то странный подвид человека??? И человек ли я??? А может… демон какой-нибудь?
Я
Проснувшись на следующее утро в ванной на полу, я с удивлением увидела, что у меня на руках привычные ногти – и даже не было никакого намёка на какие-то черные когти…. Но я знала, что это всё равно во мне есть. Я чувствовала это.
Я чувствовала себя уродом.
Я попыталась найти близких отца — не родных: родных у него не было; но хотя бы друзей или знакомых…. Но дедушка к тому времени успел выкинуть все записные книжки папы, и единственное имя, которое мне удалось узнать – имя того самого друга, который перевёл крупную сумму денег на дедушкин счет.
Мецената, позаботившегося о маленькой осиротевшей девочке, звали Владимиром Баевым. Рассудив, что имя такого человека (несомненно, очень богатого: ту сумму, которую он перевёл, вполне хватило на десять безбедных лет – бабушка и дедушка даже не трогали квартиру, доставшуюся мне от родителей), я принялась искать его имя в газетах… И нашла. Оказывается, он жил в совершенно другом городе, очень далеко от нашего сибирского городка…Владимир Баев был крупным бизнесменом, имеющим бизнес не только в России, но и за рубежом. Много внимание уделялось его немецкому и испанскому проектам… А на одной из последних газет в подшивке я увидела информацию о заказном убийстве. Баева убили вместе с женой и друзьями, подложив взрывное устройство под днище автомобиля.
Так оборвалась единственная нить, ведущая к отцу и к самой себе.
Я …я не знала, как дальше строить свою жизнь – то, что передал мне отец, сильно влияло на мою жизнь, требовало подчинения, удовлетворения своих «животных» нужд и потребностей.
Тогда я впервые за многие годы пришла в квартиру родителей. Бабушка сохранила там всё по-прежнему – как музей своей дочери; не допуская даже мысли о продаже или сдаче квартиры в наём. Денег, как я уже говорила, благодаря Владимиру Баеву, на жизнь хватало…
Дома… я ходила по комнатам, по своей прошлой, по своей детской жизни, мгновенно взрослея – и теперь, глядя на всё другими глазами, понимала, что не только отец виновен в трагедии.
Они оба утратили над собой контроль. Отец – допустивший насилие над матерью, и мама, предпочевшая сдаться, а не бороться за наше счастье. Если она ненавидела отца, если она ненавидела меня, как его продолжение, она могла уйти, начать всё заново – но не бросать всё так… нелепо.
Глядя на мертвые вещи в мертвой квартире я поняла, что жизнь – это великий дар, и мы – только мы — можем ей распоряжаться. Независимо от того, что я получала в наследство от отца - я смогу это выдержать, смогу не поддаться.