Иного не желаю
Шрифт:
Ведь даже пара наследника московского Альфы — полностью человеческая самка — сумела принять своего мужа. Так почему Таис сопротивляется, почему не хочет начать привыкать к новой для неё жизни? И эта странная ситуация с её волчицей, которая то есть, а то вообще нету.
Я вдруг задумался: а что если это сама Таис является причиной отсутствия у неё активного зверя? Что, если она каким-то невиданным способом научилась контролировать свое состояние и сама заперла свою волчицу глубоко внутри себя?
Я вспомнил тот образ,
Что если волчица в клетке — это не моё воспоминание об ужасах лаборатории, где пытали наших самок, а то, что осознанно делает со своей животной половиной Таис.
Меня затрясло от одной только мысли, что она поступает так со своим зверем.
Но в то же время я не мог не понимать, что подобное предположение (исходя из поведения Таис) вполне уместно. Так, блять, почему ни один из психологов и психиатров не додумался до такого вывода?
Никаких больше специалистов, решительно подумал я, грубо схватив Таис за волосы. Подтянув к себе, я заставил её смотреть мне прямо в глаза.
У этих «специалистов» был почти месяц, за который они так ничего и не сделали. Теперь я буду действовать сам. Если моя догадка верна, Таис рано или поздно выпустит свою волчицу на волю. А я ей в этом помогу.
Тая
Меня все ещё потряхивало от оргазма, которого мы достигли одновременно с Этьеном. Неужели так бывает? Неужели женщина может испытывать наслаждение вместе со своим надсмотрщиком и насильником?
Я зажмурилась, пытаясь выбросить последние полчаса из своей памяти.
Это было гадко, больно... и прекрасно?
Прикусив губу, я закрыла глаза, чтобы спрятаться от вездесущего взгляда Этьена: возвышаясь надо мной, он повелительно улыбался, с удовольствием оглаживая свой уже по новой возбужденный член.
— Моя, — торжествующе произнёс Этьен, по-хозяйски разглядывая моё обнажённое тело. Так, словно я и в самом деле являлась его собственностью. И самое ужасное: какой-то толики меня это понравилось... до того понравилось, что, если бы я могла скулить, с удовольствием бы сейчас заскулила, радуясь, что такой сильный самец выбрал меня.
Больное, развращённое, подсознание.
Наверное, именно в тот момент я поняла, что ненавижу его. Никогда прежде я не испытывала этого чувства, но вот сейчас точно поняла: ненавижу. И его, и даже где-то себя. Но его всё же больше.
Этьен пробуждал во мне все самое плохое и тёмное, принуждал к наслаждению там, где нормальный человек мог бы испытывать только боль и отвращение; подталкивал к звериным извращенным игрищам и потере контроля.
И если простое насилие лишь причинило боль моему телу, то случившаяся между нами близость покорежила мою душу. Нормальная женщина не могла получать удовольствие с тем, кто лишил свободы, похитил из родной
А я так хотела быть нормальной.
Сжав зубы, я взглянула на своего противника.
— Насильник. — Выплюнула я это слово вслух, демонстрируя Этьену моё истинное отношение к произошедшему. Пусть у меня и не было до него никакого сексуального опыта, но я догадывалась, что опытный мужчина может… навязать наслаждение женщине. Наслаждение тела – не души. — Ты всегда будешь для меня только насильником.
Этьен замер – а затем всего лишь на одну секунду его человеческое лицо «поплыло», открывая другое – звериное.
Правда, стоило мне моргнуть – и всё наваждение исчезло.
Он грубо схватил меня за волосы и подтащил ближе к себе.
— Ты моя пара. Волчица, рождённая специально для меня, — прорычал Этьен в мои раскрытые губы. Его возбужденная плоть больно впивалась в моё бедро, а звериный голодный взгляд жадно скользил по моему телу. – Я не сделал ровным счётом ничего такого, что не приветствовалось бы в нашем мире. Пусть тебя и воспитывали как человека, но ты не человек, Таис. Ты – оборотница.
Стараясь ничем не провоцировать оборотня, я предпочла промолчать в ответ.
Этьен, остановившись в миллиметре от моего крепко сжатого сейчас рта, вдруг усмехнулся и, резко наклонившись , с силой втянул в свой рот одну из вершин моей груди. Растерявшись, я глубоко вздохнула – открыв при этом рот, который тут же был атакован Этьеном.
Это не было нежным поцелуем… Это вообще не было поцелуем, а лишь показательной демонстрацией своей власти. Он практически насиловал мой рот своим языком — то ли наказывая меня за своеволие, то ли утверждая своё право на моё тело и душу.
И то, и другое страшило.
— Моя нежная, — царапая кожу своим когтями, шипел Этьен, — моя неискушенная Таис…Забудь о своём прошлом. Оно не должно больше отравлять твою жизнь. Тебе не надо больше казаться человеком и пытаться подстроиться под их устои. Ты, моя девочка, оборотень, так давай это праздновать.
Когда он, наконец, выпустил меня из захвата, на него было страшно смотреть: это был не человек, а чудовищный оборотень – зверь, который даже отдалённо не напоминал сейчас человека.
— Ни у одной человеческой самки нет звериных когтей. – Усмехнулся Этьен. — У них не растут клыки и не меняются глаза… Ты не можешь отвергать свою природу. Ты – наша, принадлежащая миру оборотней, а не миру людей.
— Я не могу так, — покачав головой, честно ответила я. – Я воспитывалась, я росла в человеческом мире, как человек… Мне трудно здесь, и…
Этьен взглянул на меня желтыми звериными зрачками.
— Встань на четвереньки, — приказал он, не дав мне докончить фразу. И поскольку я медлила, он снова рявкнул: