Иномерники
Шрифт:
– В один конец? – переспросил Ромка. Что-то он такое слышал, но надеялся на лучшее. – Значит?..
– Да, точно, – кивнула Колбри. – У нас вряд ли получится сделать такую машину, чтобы дойти до твоей зеленой планетки и вернуться своим ходом. Скорее всего, ничего такого не выйдет. Придется тебе, Роман, идти туда… без возврата. А тебе не говорили? Странно… – Мира перевела взгляд с Ромки на Валю. – Так вот для чего должны были служить начальственные напутствия…
Они посидели молча. Ромка стал разглядывать искусственный
– Это какое-то высокотехнологичное самоубийство получается, – промямлила наконец Веселкина.
– Не стоит так-то… Расчеты не завершены, может, что-нибудь и выйдет более надежное, чем сейчас, – жестковато надавила на нее Колбри. – К тому же, если он боится, – она кивнула на Ромку, – мы с тобой это первыми увидим по психограммам во время тренировок. И тогда от похода придется его отстранить.
– Придется отстранить, если он не будет… – начала было Валентина, но на этот раз ее прервал Ромка.
– Тест на разумность, говорите? – он помолчал. – Опасная штука – разумность, оказывается. Действительно, смахивает на самоубийство, – он снова помолчал. – Опять же, как всегда, как было у всяких Кюри-Курчатовых физиков, которые критическую массу урана вычисляли, вручную эти стержни сдвигая… М-да, как ни крути, а хреновато получается. Нужно было в биологи идти, у них не так опасно.
– А прививку оспы ты на себе стал бы испытывать? – без улыбки заметила Веселкина, которая поняла его лучше, чем Колбри. – Или переливание крови устраивать, не имея даже тени теории совместимости по группам?
– Тоже верно, – Ромка отодвинул недоеденный салат. – Если даже в биологии нет спокойной жизни, пойду-ка я в кадры, юридическое согласие подписывать. А о трудностях потом подумаю. Вдруг все не так безнадежно сложится, как вы тут мне расписали.
– Скорее всего, дело обернется еще худшей бякой, – бросила ему в спину беспощадная Колбри.
4
Ромка приоткрыл глаза. Голова болела ужасно, он даже не знал, что так бывает. Вернее, он помнил что-то подобное после первого вживления клемм, тренинговых, височных. Тогда у него тоже голова раскалывалась, но не так же! У него слезы выступили на глазах, когда он попробовал проморгаться. В глазах скрипели не одна-две песчинки, а барханы, пустыни песка…
Над ним склонились три лица, два он узнал… Одно принадлежало врачу, который его опекал, второй оказалась Мира Колбри, его мучительница на недавних тестах, с которых его сняли, потому что ментальные обезболиватели уже не действовали, а накачивать его любой химией не полагалось, лекарства сбивали пси-настройки, которые Мире были необходимы, ради которых она, собственно, и проводила испытания. А вот третье лицо он не мог вспомнить… Лишь спустя
– Парень в сознании, – сказал доктор. – Но боли, судя по мониторам, сильные. И я ничего не могу поделать.
– Сколько пальцев? – спросила Колбри, выдвинув вперед руку с четырьмя пальцами, поджимая большой.
– Звери, садисты, пытатели, палачи рода человеческого, – прошептал Ромка. Как выяснилось, в горле тоже был песок, и ругаться было нелегко.
– Отлично, – восхитился врач.
Что это значило, он не пояснил, потому что незнакомец с ним сразу же согласился.
– Да, неплохо. Мы таких операций на взрослом мозге уже не делаем, перерос он возраст безопасного вживления электродов и датчиков.
– И Авдотья, и Генриетта Генриховна проходили вживления, когда им едва не сорок стукнуло.
– У женщин другая выживаемость, – высказался незнакомец в медицинской маске.
И тогда Ромка вспомнил: это же Симоро Ноко, японец с кучей дипломов и специализаций.
– Где мы? – спросил Роман.
– Ты снова в Центре, дорогуша, – отозвалась Мира. – Тебя, как драгоценную вазу, перевезли на самом мягком антиграве, какой только имеется.
«Все осталось позади, – решил Ромка, – по медицинской части, только…»
– Доктор, я забыл, как тебя зовут.
– Зови доктором, – отозвался врач. Маска сидела на нем как-то… удобнее, чем у остальных. – Меня скоро отзовут, много дел в Москве и еще кое-где. Останешься ты, друже, на попечении здешних врачевателей.
– А как же разные проверки памяти? – поинтересовался Ромка и закрыл глаза.
Почувствовал укол в руку и тут же провалился в мерзкий, медикаментозный сон, даже липкая боль больше не терзала нервы.
Когда пришел в себя в следующий раз, был уже почти нормален, песка в глазах не замечал, хотя голова болела дико и совершенно целиком, то есть не было в ней ни единой клеточки, которая бы не посылала сигналы муки, надорванности и ушибленности. Он не мог говорить, но попробовал:
– Мира, ты возилась со мной все эти… Сколько времени прошло?
– Операцию сделали месяц тому назад. Ты трудно восстанавливаешься, тебя решили подержать в коме. Мы за тебя слегка волновались, уж очень неправильно ты выздоравливаешь.
– Так что, все зря? – спросил Роман. – Не гожусь я, чтобы… продолжать работу?
– Годишься, успокойся, нужно только время. Вот поправишься, погоняем тебя на тренажерах, и станешь ты лучше прежнего. – Она чуть нахмурилась. – По крайней мере, мы рассчитываем, что лучше. А возможности твои никуда подеваться не могли, операцию сделали виртуозно, я там была и даже кое-что понимала. Врачей нам дали великолепных, лучше бы и у нас, в Штатах, не проделали то, что они с тобой устроили.