Иномерники
Шрифт:
– У меня есть проблемы? Я могу с этим не справиться?
– Мы на середине пути или даже… еще раньше, Ром. Об этом и говорить рано, не то чтобы пробовать и испытывать тебя.
Ответ Веселкиной ничего толком не объяснил, но когда он стал вникать в записи, которые почти целиком состояли из пси-режимов, снятых с Гюльнары Сабировой, тогда вроде бы стал догадываться. Загвоздка была в том, что она отчетливо не воспринимала этот оранжевый свет как среду, как опасное свойство Ада. Она думала о нем, как о пространственной особенности, ну, вроде обычного освещения, и не вникала в его давление и способность менять ощущения,
На первый взгляд казалось, что именно эта особенность отношения Гюльнары к оранжевому свету и спасла ее, позволила выжить. К такому же выводу пришли и теоретики, которые подготавливали для Ромки все эти тесты по Аду. Потому-то его обучение пока и не учитывало Ад как таковой, потому-то его и гоняли по большей части именно по стороне голубого горизонта. Видимо, кто-то решил, что это позволит ему подойти к оранжевому свету более равнодушным, воспринять его обыденно и предохраниться хоть немного в отношении всего, что там происходило или могло произойти.
Да и внутренне с Адом у Ромки отношения не складывались, то есть умом-то он понимал, что именно для этой работы его и тренируют, потому-то с ним возятся и для этого готовят, но вот мыслями и чувствами ему откровенно хотелось послать весь этот Ад подальше и отправиться к голубому горизонту. Он об этом даже на тренингах думал, и это прочитали те, кто за ним следил. Не только Веселкина, но и Колбри, и Симоро Ноко-сан, и даже еще кто-то, кто не показывался Ромке на глаза, не имел с ним личностных контактов, но, как оказалось, тоже участвовал в его подготовке.
Вот тогда-то в его каюту однажды пришла Гюльнара. Она была чем-то расстроена, может быть, предстоящим разговором. И разговор не получился, вернее, вышел слишком коротким. Она заговорила, едва уселась на единственный в каюте стул у стола, а Ромка решил устроить чаепитие и возился с кипятильником.
– Роман, я тут, понимаешь, официально. – Она потерла лоб, поправила прядку волос на затылке. – В общем, так, твои тренировки забуксовали, ты не прибавляешь в пси, поэтому решили… – Она поправила комбинезон на коленях, выдавая смущение. – Дело висит на волоске. Если ты не сумеешь развиваться, в поход нас не пустят.
– Нас – это значит тебя и меня?
– Меня, конечно. Я ведь могу пережить оранжевый свет. По крайней мере, однажды с ним справилась.
– А вот интересно, я смогу?
– Заранее этого никто не знает. Это из области экспериментальных проверок.
– И что же нужно, чтобы я развивался, прибавлял в пси?
– Мне почему-то кажется… Думай об Аде больше, чем о голубом горизонте. Тем более о зеркалах Земли.
– Но ведь там очень интересные работы намечаются. И мне чуть не весь комплекс подготовки только на походах к голубизне устроили…
– В Аду будет не меньше… интересного.
И все. Гюльнара встала. У двери обернулась и добавила неожиданно:
– Думаешь, мне не хочется в Рай? Но наша работа состоит в другом. И я не позволяю себе… необдуманно желать.
Чаевничать Ромке пришлось в одиночестве. Допивая третью чашку, он решил, что Гюльнара права. И как человек, привыкший делать свою работу хорошо, стал дисциплинированно думать об Аде. Про голубой горизонт решил забыть вовсе. И не сразу, но дней через несколько это ему удалось. По крайней мере, никто больше не ругал его за то, что он волынит и не прибавляет в своих пси-способностях.
«Следовательно,
5
К машине в ангаре Ромка пришел раньше всех, даже общий свет еще не включили. Огромное помещение было тихим, темным, пустынно-безлюдным, и довольно остро пахло пересушенной бетонной пылью. На застекленном балкончике техподдержки тоже горели лишь аварийные светильники, судя по всему, там ничего любопытного не происходило. Хотя какие-то тени уже едва заметно мелькали по стеклу и стенам, должно быть, кто-то возился с аппаратурой. Ромка отлично понимал, что происходит в помещениях на втором этаже, а вот каково будет тут, внизу, с этими машинами, даже не предполагал.
В полумраке машины выглядели мощными, сложными, прекрасными и пугающими. Таких он еще не видел, у них было пять пандусов, и он знал, что один предназначен для него. Как предназначено для него и одно из кресел. Самое удивительное, что вторая машина тоже была пятиместной. Кто будет пассажиром в том экипаже, он не знал. Потому что он не пошел на инструктаж, рассудил, что и так все понятно, а слушать заунывные и лживо-ободряющие лозунги было выше его сил.
Дурацкая идея «показать» его Раю или иномерной Земле на одном из этих кораблей, дальноходящих, вооруженных превыше прежних схем и очень выносливых, обрела наконец свое материальное воплощение. Теперь оставалось только подождать, и тогда он увидит Чистилище своими глазами. А если повезет, то и зеркало Земли увидит, подсмотрит одно из вероятностных ответвлений материнской планеты в другом исполнении, скорее всего, с другой историей или даже с другим человечеством. Ведь это только узколобым идиотам кажется, что мир мог состояться только таким, каким мы его знаем, на самом-то деле он мог сделаться совсем иным, с другими идеями в головах тамошних, а не здешних гениев, с иной последовательностью важных цивилизационных ходов, с другими открытиями, событиями, случайностями, которые сыграли в точках разветвления существенную, определяющую роль в развитии тамошних обществ.
Вот с такими смутными, но вполне различимыми мыслишками он стоял у одного из кораблей и трогал его руками. На полированной титановой броне машины проступили капельки, словно бы тут, в ангаре, прошел настоящий дождик. Но, конечно, это был простой конденсат проникшей сюда влаги.
Машина от этого казалось более живой, чем ей бы полагалось. Кажется, он был несколько романтически или даже героически настроен. Такого не стоило допускать, но и избавляться от этого не хотелось.
– Любуешься? – раздался голос Гюльнары.
Она выступила из полумрака в сетчатом комбинезоне, почти обнаженная и даже еще более голая, чем если бы появилась совсем без комбеза. Вокруг ее чресел некрасиво болтался гигиенический пояс с отводами, которые следовало присоединять уже в машине, в кресле пилотов. Как-то бесстыдно это выглядело, хотя Ромка был в таком же комбинезоне и с таким же поясом. Он засмущался, хотя сверху, еще когда числился и работал в службе техподдержки, почитай, всех пилотов видел в таком наряде, практически в голом виде.