Иностранец на Мадейре
Шрифт:
Но тут мне кажется уместным еще добавить, что Франсишку из своей фамилии дворянское «де» выбросил. Не из паспорта, понятное дело, но и в специальной литературе, и в газетных статьях, и на собственной визитной карточке он фигурирует просто как Альбукерк. Я спросил его: «Как же так? Ведь ваш брат Мигель, много лет бывший мэром Фуншала, и, как очень многие считают, в скором будущем президент всей Мадейры, наоборот на этой частичке настаивает! Он мне сам об этом говорил: „Это мое имя, доставшееся от предков, и я не должен его менять!“ Франсишку усмехнулся, пожал плечами: „Мой брат – политик. Он работает с людьми. А я – с вином. А вину мои дворянские корни не интересны“».
Но хватит про мадеру. А то можно подумать, что на острове нет других национальных напитков. Есть! Одна понша чего стоит…
У нашей ирландской
Два главных маршрута экскурсий: Западный и Восточный. Особняком стоит замечательная (горячо рекомендую!) поездка в Долину Монахинь, она же «Убежище сестер» (Curral das Freiras). Но начнем с Запада.
Глава 16. Город «Волчьего логова»
Если все катить и катить из Фуншала на Запад по Монументальному проспекту (Estrada Monumental), то он, после пересечения полувысохшей Реки Спасшихся (Ribeira dos Soccoridos), превратится в Проспект Жоао Гонсалвеша Зарку, пойдет круто вверх, и вскоре вы окажетесь в Камаре-де-Лобуш.
Если по пути вы заглянете в португальско-русский словарь, то удивитесь: разве на Мадейре когда-нибудь жили волки? Любой местный житель вас заверит, что ничего подобного, этого зверя никто и никогда в глаза здесь не видел. Но почему же в таком случае второй по величине город острова назван в честь этих свирепых хищников? Ведь Camara de Lobos переводится на русский язык как «Волчье логово».
Вот какая за этим названием кроется история…
Итак, в 1419 году Зарко прибыл на остров Порту-Санту, а год спустя добрался и до соседней Мадейры. Высадился сначала в Машику, потом поплавал вдоль южного берега в поисках естественной бухты. Нашел: одну, побольше, но менее защищенную от моря, в Фуншале, и другую, поменьше, чуть дальше на запад, замечательно красивую, надежно отгороженную от океанских волн. Правда, береговая линия оказалась занята вольготно здесь разлегшимися, нежившимися на солнышке диковинными зверями – в два с лишним метра длиной, под триста килограммов весом, с каким-то почти человеческим выражением на честной морде-лице, с круглыми, будто постоянно удивленными глазами. Шерсть у зверей была очень короткая, и оттого они казались одетыми в черные или в коричневатые рясы. К тому же они очень неуклюже передвигались по берегу, точно поклоны клали. Ну вылитые монахи… На людей они взирали с любопытством и без всякого страха. А напрасно. Вскоре вновь прибывшие занялись систематическим уничтожением этих «туземцев».
Но поначалу Зарко пришел от зрелища в восторг. Тот факт, что эти животные выбрали бухту для своего лежбища, говорил о качестве, о том, что здесь безопасно и сытно (если, разумеется, умеешь ловить рыбу). А рыбу звери ловить умели – еще как! Неуклюжие, просто даже нелепые на берегу, они оказались невероятно быстры и маневренны в воде. За что их здесь и прозвали «лобуш де мар», «морскими волками», и в народе называют их так до сих пор.
Но это – неправильное название. На самом деле это – тюлени-монахи, по-португальски – foca monge, редкие, почти уже вымершие морские животные, занесенные ныне в Красную книгу. В России их зовут белобрюхими тюленями – из-за характерного светлого пятна на животе. Сейчас их в мире осталось меньше 600 особей, и они находятся на грани полного и окончательного исчезновения, а их карибские братья уже вымерли.
Говорят, португальский король пришел в недоумение: что еще за морские волки такие? – и велел выбросить из названия городка слово «морские», так в мадерьянской
Но, увы… на гербе тюлени живут и город охраняют, а вот их самих сохранить не удалось. На острове их давным-давно уже нет. Местные рыбаки постарались, уничтожили конкурентов. Поговорите с ними, они вам объяснят, что к чему. Что взрослой особи «монаха» требуется до трех килограммов рыбы в день, и из-за них страдали уловы и рыбацкие семьи.
Октавиу – композитор и философ, а заодно и владелец «Bar de Mar» – популярного бара, расположенного у самого берега в Камаре-де-Лобуш. Мы сидим с ним, потребляем знатные морепродукты, пьем «зеленое» португальское вино и рассуждаем о судьбе тюленей и о взаимопроникновении культур. И Октавиу, и присоединившийся к нам его старый друг Филипп Клод знают кое-что из русской классики. Читали Достоевского – «Преступление и наказание» и Толстого – «Анну Каренину» (Октавиу, кроме того, одолел и «Войну и мир»). Знакомы, хотя и не очень глубоко, с русской музыкой, особенно оба ценят Второй концерт Рахманинова. Выговаривают, правда, имя композитора так, что мне удается понять, о ком и о чем речь, только с третьей попытки. И то помогло название произведения, вернее, его номер. Это я давно понял: если второй – значит, речь о Рахманинове, если первый – то о Чайковском. Последнего мои мадерьянские друзья тоже знают, но выше ставят Рахманинова, и тут наши вкусы совпадают.
Мы говорим о музыке, Филипп Клод цокает языком, демонстрируя свой восторг, и на нас с недоумением оборачивается полуголый местный рыбак, который в нескольких метрах от нас подкрашивает свою яркую полосатую лодку. Он стоит прямо на солнце, но оно его нисколько не смущает: рыбак не боится ни рака кожи, ни элементарного теплового удара – мадерьянцы, и особенно рыбаки, генетически приспособлены к многочасовому «зажариванию» в ультрафиолете. Но слово «Рахманинов» кажется ему нелепым сочетанием звуков… впрочем, он не слишком любопытен и быстро теряет интерес к нашей странной беседе. «Про музыку болтать можем, а вот лодку подкрасить – нам слабо… а уж тунца вытянуть и подавно», – думаю я и смотрю на голую черную спину с уважением.
Мы сидим в открытой зоне бара, почти на пляже, совсем рядом море, черные камни и скалы, та самая знаменитая бухта. Если поднять глаза, то на крутой скале над ней возвышается ресторан «Черчилль». Назван он так не случайно. В январе 1950 года прославленный британский премьер, на тот момент уже бывший, проводил на Мадейре короткий отпуск (его пришлось прервать из-за досрочных парламентских выборов, неожиданно объявленных на Альбионе). Но вот за несколько дней, что Черчилль прожил на Мадейре, он успел посидеть на этой скале, рисуя акварелью пейзаж Камары-де-Лобуш и ее достославной бухты. Кстати, получалось у британского премьера, по-моему, замечательно, и в этом деле, то есть в изобразительном искусстве, он тоже был на порядок талантливей своего поверженного врага – Адольфа Гитлера, который одно время мнил себя художником.
Теперь холм этот стал чем-то вроде места паломничества: многочисленным британским туристам любопытно взглянуть, где же предавался любимому хобби самый великий (если верить опросу Би-би-си) их соотечественник.
Тихая, захолустная Мадейра благодаря невидимому присутствию черчиллевского духа как бы становится частью мировой истории.
На самом деле захолустность в данном случае – как раз огромный плюс и составляющая очарования волшебного острова. Это где-то там, на другой планете хлещут ливни, бушуют ураганы. В том, опасном и неуютном мире, угоняют самолеты, взрывают дома, воюют, угрожают, трясутся в ожидании вторжения чужой армии или действий террористов. Здесь же – тишь да гладь да божья благодать. Теплый, вкусный, ласковый рай… Ну, может быть, скучноватый для продвинутой молодежи… Но и в этом как раз его прелесть. Впрочем, некоторые считают именно Камару-де-Лобуш центром преступного мира Мадейры, хотя это довольно смешное словосочетание, почти оксюморон.