Иностранка
Шрифт:
— Келли и Сара с ума бы сошли от восторга, окажись они здесь.
— А вы их пригласите.
— Пригласить их в Италию на уик-энд полюбоваться видом?
Лука пожал плечами.
— Ну, тогда не на уик-энд. Приехали бы на столько, на сколько пожелают. У нас достаточно комнат, и ваши подруги…
— Да я даже не сообщила им, что я здесь, — перебила его Грейси.
— Но они, наверное, ужасно беспокоятся!
— Ничего страшного, они заняты другим. Обе влюблены, зачем им отрываться от своих разлюбезных, чтобы поговорить со мной?
Лука
— Вам не нравятся их партнеры?
— Да нет, почему же? Симон и Адам прекрасные люди. И у Келли, и у Сары сбылась их мечта, ни к чему их зря беспокоить. Нет, они, конечно, любят меня, хоть я и сумасбродка.
— Да ну!
— Но так оно и есть.
— Тогда они обе святые.
— Не святые, но целеустремленные. Они ставят себе цель и добиваются ее. Только у меня работа — просто работа, а не карьера. Только я могла сорваться с места и отправиться в Рим, сама не зная, что со мной будет.
Лука повернулся.
— Грейси, вы несправедливы к себе. Вы думаете, я доверил бы вам свою дочь, если бы не был уверен, что вы человек ответственный?
При упоминании о егодочери, у Грейси сжалось сердце.
— Кто знает? Может, вы дошли до точки, и не встреться вам я, вы подобрали бы какую-нибудь другую бездомную девушку.
Лука помотал головой.
— Это могли быть только вы. В вас много доброты, хотя вы пытаетесь уверить меня в обратном. Я видел вас с бабушкой. Я видел вас с Милой. По-моему, вы, в случае чего, сделаете все ради них, даже во вред себе. Я никогда не встречал такого доброго и отзывчивого человека, как вы.
— Работая в игорном доме, я научилась ладить и с детишками повзрослее, чем Мила.
— Вы возводите на себя напраслину. Может, вы действительно научились там чему-то, но с Милой вы не играете, вы искренне полюбили ее.
Грейси сглотнула. Конечно, она привязалась к Миле. Вопрос только — как сильно? С этой семьей она знакома всего несколько дней, а уже успела привязаться ко всем сильнее, чем собиралась. Но ведь каждый новый день приближает ее к отъезду.
— Я ее просто обожаю, Лука, — сказала она, помолчав. — Да ее просто невозможно не обожать. — Грейси поставила ноги на пол. — По-поему, пора идти спать.
Лука коротко кивнул.
— А я еще посижу. Стулья вам сейчас не нужны?
Грейси мотнула головой и встала.
— Пусть будут здесь. Увидимся завтра.
— Покойной ночи.
Грейси страшно захотелось поцеловать его, а еще сказать ему, она знает, что Мила не его дочь, но она не сделала ни того, ни другого. Просто улыбнулась и ушла в комнату.
Из тяжелого сна без сновидений, Грейси вырвали отдаленные звуки фортепиано. С усталым вздохом, она встала и высунула голову в коридор — играли внизу.
Зажав под мышками одеяло, Грейси пошла туда, куда ее влекли печальные звуки, постояла у двери гостиной и, войдя, беззвучно закрыла ее за собой.
К гостиной было полутемно —
Грейси, чувствуя, как по спине пробежал озноб, села на диван и закуталась в одеяло.
Странно, он играл довольно громко, но в доме по-прежнему царила тишина. Три часа ночи, а Лука сидит и играет на рояле в темноте. Достаточно с минуту послушать его, чтобы понять — этому человеку тяжело. Неужели это никого не обеспокоило? Грейси подумалось, что это, наверное, повелось уже издавна. Мелодия закончилась, и в тишине как-то громко раздался ее тяжелый вздох.
Лука резко повернулся.
— Вы давно здесь?
В его голосе сквозило недовольство.
— Недавно. Услышала, вы играете, и пришла.
Лука бросил взгляд на дверь.
— Я играл очень громко?
Грейси мотнула головой.
— Я просто плохо спала.
Лука подошел и сел рядом с Грейси.
— Это объяснимо, — сказал он. — Далеко от дома, скучаете, наверное, по дому, по родным. — Он протянул руку и убрал со лба Грейси упавшую на него прядь волос — Но я думаю, вас беспокоит еще что-то. Может, вы мне скажете, что?
Блики света от далекой свечи играли на красивом лице Луки, глубокие темные глаза были совсем близко, рука легла на спинку дивана над плечом Грейси. Ей захотелось по-кошачьи потереться об нее. И он еще спрашивает, что ее беспокоит?
Да все!
— Хочу быть с вами откровенной, — заговорила Грейси. — Дом сказал мне, что отец Милы — он.
Лука вскочил и, бормоча что-то по-итальянски, заходил туда-сюда.
— Лука, мне очень жаль, но я просто не могла не сказать вам об этом.
— Мой проклятый брат не умеет держать рот закрытым. Как и свою ширинку…
Неужели он сказал это вслух? — удивился самому себе Лука.
Грейси дотронулась до его руки.
— Мне кажется, вы его недооцениваете.
Лука посмотрел на нее. К сердцу подступил гнев — он вспомнил, как она перешучивалась с Домом. Неужели все начнется сначала?
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— По-моему, дело не в том, что он не может держать рот закрытым. Он просто точно знает, когда его открыть.
— То есть?
— Может быть, он подумал, что, если я буду знать об этом, мои отношения с Милой наполнятся новым смыслом, а вам будет легче переложить на меня бремя, которое вы несли все эти годы.
Лука качнул головой:
— Да нет, вряд ли он такой сообразительный.
Грейси, молча, кусала губы. Наверное, уже жалеет, что сказала, и расстроилась, подумал Лука. А ведь она ни в чем не виновата, просто попала, так сказать, под перекрестный огонь.
Он сел на диван. Свет, стоявшей за спиной Грейси, свечи окружал ее волосы сияющим нимбом. Луке вдруг неудержимо захотелось обнять ее, почувствовать ее мягкое прикосновение, зарыться лицом в ее волосы. Словно это могло укрыть его от всего, что его гнетет.