Иной край неба. Дилогия
Шрифт:
– Тише, - попросил Роджер, - так ты её ещё больше напугаешь.
– Держать строй надо!
– напомнил я завет сенсея. Сам сенсей молчал, гад! Роджер с Хельгой спешным шагом отправились за девочкой, остальные от них приотстали. Тимур с Вацлавом, кажется, вообще плохо соображали, что происходит. Тупые идиоты! Зла на них не хватает!
Роджер и Хельга загнали бедную плачущую девочку в какой-то тёмный угол. Тимур-то разумно остановился, прислушиваясь, и поджидая остальных, а Хельга, обогнув его, бросилась к девочке.
Вдруг несчастная плачущая девочка в выцветшем синеньком платьице резко развернулась
Хорробольская ведьма сбила Хельгу с ног, навалилась на неё, и, злобно шипя и плюясь, пыталась дотянуться когтями до горла или лица. Но Хельга сумела поймать руки ведьмы за запястья, и, кривясь от страха и омерзения, пыталась скинуть ту с себя.
А из-за полуобвалившейся внутренней стены выскочили ещё две твари, сохранившие отдалённое сходство с человеческими детьми, и стали кидаться в Хельгу и Роджера обломками кирпичей. Роджер отбивал кирпичи своим мечом, но из-за этого не мог прийти к Хельге на помощь.
Зато на помощь к Хельге бросился наш сенсей! Железный Дровосек одним махом грохнулся на колени рядом с Хельгой, и как крикнет ей:
– Роджер! Зад!
Роджер, стоявший совсем рядом спиной к ним, от услышанного вздрогнул, оступился, и, попятившись, обернулся к сенсею и Хельге, и удивлённо спросил:
– Чего?
А Хельга смутилась, уши и щеки её запылали. Нет, вы не поняли: они у неё реально запылали! Красным пламенем! В раскиданных по грязной земле волосах забегали испуганными муравьями огненные искры. И руки Хельги тоже полыхнули жаром! Это было как тогда, когда она Роджеру штаны прожгла, только ещё жарче и ярче!
Хорробольская ведьма отчаянно завизжала от боли, и бросилась бежать прочь! Те, кто камнями кидались, тоже тут же сбежали.
И в тот же миг на меня накатила удушливая тяжесть! Меня то бросало в жаркую лихорадочную дрожь, то окатывало холодным потом. Вацлав нечеловечески взвыл. Миранда упала на колени, обхватив голову руками. А Тимур принялся приплясывать, вращаясь, и бормотать невнятное:
– Мана-мана-нану-буна-мана-мана-нану-буна...
Что с ними всеми происходит, я не понимал, и как помочь - тоже не знал! Я бросился к Миранде! Да, я продолжал чувствовать жгучее раздражение к каждому из них, и к Миранде тоже, но им же плохо! Тут не до чувств - потом разберусь! А Миранду выбрал - так она же девочка, и вообще, ей, наверное, тяжелее! Она беззвучно заливалась слезами, а её невероятная зверушка беспомощно топталась рядом, жалобно скуля.
– Миранда! Держись!
– позвал я громко, и протянул её руку: - Я рядом! Дай руку! Я помогу! Возьми мою руку!
Миранда подняла на меня совершенно безумные глаза. И тут очнулась Огава, всё это время безучастно пребывавшая в каком-то заторможенном состоянии.
– Ы-ы!
– промычала Огава, резко развернувшись ко мне, и наставив натянутый лук - едва не в нос мне остриём стрелы уткнула.
– Ага, ты мне тоже очень... нравишься, - осторожно заговорил я, слегка растягивая слова.
На самом деле меня тоже здорово колбасило, и при этом всё раздражало дико! А эта Огава так и вовсе бесит прям! Но вот когда мне в нос наставляют натянутый
– Сразу как тебя увидел, так и... влюбился, - заявил я ей.
Огава отступила от меня в страхе, глядя ставшими вдруг круглыми как блюдца глазами так, будто я - призрак её прабабушки. Но лук опустила.
Меж тем Тимур раскрутился, как волчок, и вокруг него закручивался всё более плотный смерч из мелких камешков. Теперь вдруг бормотание перешло в монотонный вой, и Железный Дровосек бросился к нам, с криком: - Берегись!
Роджер тут же заслонил спиной Хельгу, выставив перед собой свой варварский меч так, будто пытался спрятаться за его широким лезвием. Вацлав крикнул коротко: - Шайзе!
– и рухнул без сознания. Огаву схватил Железный Дровосек. А я понял, что закрыть своей железной тушей нас с Мирандой сенсей никак не успеет, и заслонил собой растерянную Миранду. Только на голову себе барабан от стиральной машины нахлобучил - что бы хоть голову сберечь.
И тут Тимур взорвался! Ну, не сам Тимур, а вихрь мелких камешков вокруг него. Камешки застучали по моему барабану, по одежде, по голым рукам. Силы в этих ударах не было, разве что открытым частям рук было щекотно.
Зато меня разом отпустило! Как только я надел на голову барабан из нержавейки, тут же исчезла и боль в висках, и муть в голове. Ушло раздражение, и его место заняло раскаяние: как я мог так зло думать о моих друзьях?! Разом включилась соображалка, и мне стало очевидно, что мы все ведём себя... не адекватно, мягко говоря. И виной тому явно какая-то магия, помутившая нам рассудок! А блестящий барабан на голове... возможно... как-то экранирует. Где-то я что-то такое не то читал, не то видел - про шапочки из фольги на голову.
Я тут же крутанулся вокруг себя, оглядываясь. Что бы что-то видеть, барабан пришлось на лице приподнять, сдвинув на затылок. И вот тут обнаружилось, что я могу легко засечь, откуда идёт ментальная атака. Я сдвинул барабан ещё больше на затылок, и ещё раз осторожно обернулся вокруг своей оси. Волна мути накатывала дважды.
– Атакуют оттуда - из-за тех обломков, и оттуда - с крыши!
– рявкнул я всем, хватая своё копьё, и бросаясь к обломкам, придерживая левой рукой жутко неудобный в качестве головного убора барабан от стиралки.
Мельком заметил, что Огава тряхнула головой, и взяла под прицел крышу полуразрушенного домика.
– Сгинь!
– раздался крик Огавы, и грохот - её стрела снесла кусок той крыши. И снова:
– Раздражает!
– выкрикнула Огава, и спустила одну за другой две стрелы. А я оценил: для такой вежливой и сдержанной девочки "раздражает" было, наверное, сильным ругательством! Стрелы прожужжали над моей головой, и взорвались высоко над тем завалом, из-за которого шла ментальная атака. Взорвались, и сыпанули вниз на землю огненный дождь! Вот так фейерверк! Я резко затормозил, споткнулся, скинул с головы свой барабан, что бы лучше видеть. А те неведомые твари, что наводили на нас морок, бросились бежать, визжа от боли и страха.