Иной мир
Шрифт:
Мои последние строки. Мы хотим катапультировать зонд, в нем будет находиться этот дневник. Чи полон нетерпениям. Зонд стал для него предметом суеверного почитания и надежды. Надежда — весь наш словарный запас состоит из одного этого слова: Надежда!
Еще пару месяцев, затем эта глупость закончиться. Семь месяцев — у меня в глазах темнеет от этого срока. Я приветствую вас, люди, и я… Слова, лишь слова…
Тринадцать часов двенадцать минут
Роджер Стюарт
XXII
«Чарльз Дарвин» —
Оба космических корабля движутся навстречу друг другу. Согласно данным траектории, которые были найдены в информационной капсуле, эта встреча должна быть неизбежной. Но что, если в эти данные вкралась крошечная ошибка в расчетах. Неправильное измерение, неправильно поставленная запятая — и оба космических корабля несутся мимо друг друга с расхождением в сотни тысяч километров. Об этом никто не может дать справку, даже компьютеры на борту «Кеплера» и специалисты в Центре управления. Остаются поиски спички в океане; вечность назад профессор Сёгрен однажды предрек эту картину, когда он хотел продемонстрировать невыполнимость экспедиции. Окажется ли он прав?
«Йоханнес Кеплер», казалось, остановился в пространстве. Словам, направленным в ЦУП, потребовалось одиннадцать минут и три секунды, чтобы добраться до своей цели. Трое заключенных экспедиционного космического корабля уже очень редко смотрели в иллюминатор. Несмотря на постоянную связь с Землей ими овладело чувство безнадежности и одиночества. Где находилась эта блестящая точка, из-за которой они поднялись в воздух несколько месяцев назад? Была ли она вообще? Еще пара недель, затем должен был истощиться провиант в «Дарвине». Недели — это была бесконечность. Автоматика напрасно нащупывала в пространстве частоты их передатчиков. Ни единого признака жизни. Впустую вращались радары, тщательно обследовали градус за градусом окружавшую их сферу. Молчание, темнота и нанесенные на нее мириады мерцающих световых точек, далеких светил. Бесконечное время и пространство.
Они уже давно прочли дневник Роджера Стюарта. Все казалось отброшенным назад на целую вечность. Что произошло после запуска последней капсулы с сообщением? Ищут ли они еще живых людей? Воля и надежда заставила трех космонавтов выдержать все, что этот полет требовал от них. Они сделали больше, выдержали больше, чем может представить человеческий рассудок. Теперь они чувствовали, что их энергия истощалась и слабела их воля. Тишина изнурила их, сомнение в точности их траектории парализовало их мысли.
Седрик был первым, кто был
Массиму возразил ему: «Ты хочешь сдаться, Седрик, именно ты? Ты забыл, что они ждут нас? Что мы со дня на день можем засечь их?»
— Они ошиблись в расчетах, — лепетал Седрик, — мы ищем их не в той сфере. Они уже давно нашли свой конец — семь месяцев прошло…
Массиму удостоверил его в том, что до этого момента осталось еще несколько недель. Седрик постепенно успокоился. ЦУП вышел на связь. Массиму сказал: «Мы продержимся, но скажите нам, когда поиски станут бессмысленными».
Он объяснил ситуацию на борту. У Седрика после прочтения дневника не выдержали нервы. Он бесперестанно опасался того, что они ищут не в той сфере. Но и у Джефсона силы были на исходе. Он апатично торчал в своей кабине, потерял надежду. Даже Массиму сомневался в успехе, но он однообразно повторял фразу, которую он произносил уже стони раз: «Скоро мы будем у них, возможно сегодня или завтра».
На самом деле же его поддерживали совсем другие мысли. Более или менее всем стало ясно, что обратного пути для них больше не было. Они должны были найти обломки и спасти заточенных — мертвых или живых. Без этого груза жизнь на Земле стала бы для них бессмысленной. Прекращение экспедиции было бы дня до конца их жизни упреком против них.
Они безвылазно сидели в саду. Генри Джефсон напрямую сказал: «Если бы мы сейчас повернули, мы были бы через шесть-семь месяцев дома».
Он не получил ответа. Молчание. Минуты мчались, становились вечностью.
— Сколько еще дней, Георг? — спросил Седрик.
— Сколько дней мы еще можем просуществовать?
— Если их данные верны, тогда еще от двадцати до двадцати пяти дней.
— Двадцать дней, — повторил Седрик. Он поднялся и подошел к телескопу. По вращательным движениям они видели, что он направил объектив на Землю. Джефсон выбрался наружу. Немного позднее они услышали его тяжелые вздохи. Он тренировался на экспандерах.
— Генри прав, — сказал Массиму, — самое разумное, что мы можем сделать, подумать сейчас о своем здоровье.
— Пойдем, Седрик…
Массиму выбрался наружу. Седрик посмотрел вслед своего спутнику. Немного погодя он тоже выбрался наружу и медленно проследовал в свою каюту. С разочарованным напряжением он заставлял себя укреплять вялые мускулы на экспандерах.
Сколько еще продлится этот полет с целью, которую невозможно обнаружить? Они хотели, они должны были продержаться, но болезнь, четвертый, незримый гость на борту, могла разразиться внезапно в любую минуту у любого со страшной стремительностью. Лишь одно средство могло бы прогнать этого невидимого гостя: цель экспедиции. Они не догадывались, насколько они близко подошли к этой страстно желанной цели.