Иной разум. Тетралогия

Ливадный Андрей Львович

Раздалось шипение, затем раздался протяжный треск ломаемых сучьев, и толстый ствол рухнул в воронку, подняв фонтан брызг.

Резкий шум заставил всех вздрогнуть. Где-то рядом вполне могли находиться ксенобиане, понимал это и Ван Хеллен, но в данный момент для нею было гораздо важнее поставить все точки над i…

Доминик убрал лазер, присел на корточки подле поваленного исполина и указал на ровный дымящийся срез:

– В свое время я задавал себе те же самые вопросы. Смотрите. Видите кольца на торце ствола?

Дождавшись утвердительных кивков, он продолжил:

– Сосчитайте их.

– Восемь, – спустя некоторое время произнес Зигель.

– Каждое

кольцо – это один год жизни дерева, – пояснил Ван Хеллен. – Оно росло тут восемь лет, прежде чем погибло, а с момента Внешней Атаки прошло шестнадцать лег Битва Машин происходила пятнадцать лет назад. Я знаю это, потому что родился за два года до первой декомпрессии.

* * *

Они провели на поляне подле воронки гораздо больше времени, чем полагал Ван Хеллен.

Напряжение, возникшее между командиром и бойцами его группы еще во время первого очного знакомства в скафандровом отсеке, постепенно усиливалось на протяжении изматывающего перехода через зону тотальных разрушений и, наконец, выплеснулось тут, на окраине смежного сектора.

Это не являлось бунтом – реальность, час за часом открывавшаяся взорам молодых ребят, входила в жесткое противоречие с однобоко преподанной информацией, которую в буквальном смысле «вдалбливали» им в головы, нисколько не считаясь с тем, что поколение репликантов по своей общей эрудиции на порядок превосходило инструкторов школы выживания.

Даже Николай Астафьев не знал, какого рода информацию закачивают в их разум разбуженные кибернетические системы.

Два года они взрослели, не покидая камер роста, но знания, полученные от автоматических систем обучения, быстро потускнели, отошли на второй план, стоило им покинуть медицинские модули.

Их окончательное мировоззрение формировала данность: тесные отсеки, минимальные удобства, тяжелый быт и постоянные изматывающие тренировки не оставляли времени и сил для самоанализа Астафьев поставил перед собой цель: сформировать боевые группы для победы в грядущей схватке. Он действительно не дал им ни любви, ни надежды, подменив чувства суррогатом из ненависти к ксенобианам и иллюзией собственного превосходства над ксеноморфами.

Все это оказалось хрупкой непрочной коростой, которая начала ломаться по мере того, как бойцы двигались по зоне тотальных разрушений, впитывая взглядами и рассудком множество новых впечатлений.

Андрей Лозин сидел, низко опустив голову.

«Смерть Чужим».

Кем был тот человек, что, умирая, кровью вывел надпись на заиндевелой стене отсека?..

…Ван Хеллен первым нарушил тягостную тишину:

– Накануне вашего рождения мы проиграли борьбу за ресурс Мира. В отсеках воцарился холод и мрак Люди гибли, а Чужие не удовлетворились локальной победой, они постоянно атаковали, стремясь покончить с нами раз и навсегда. Тогда их удалось остановить, заблокировав наш сектор аварийными переборками.

– Значит, в последние годы все ресурсы принадлежали им? – интуитивно предположил Постышев.

– Да, – неохотно ответил Ван Хеллен. – Мы жили за счет автономной системы. Теперь все возвращается на круги своя.

– Только мы в гораздо худшем положении, чем раньше? – с неожиданной проницательностью уточнил Лозин.

Доминик искоса посмотрел на молодого бойца.

Он понимал, чувствовал – они другие. Рассудок Ван Хеллена трудно мирился с мыслью, что им всего пять лет «от роду». Он не вдавался в тонкости сложнейших процессов репликации, которых все равно не понять, но видел результат и поражался ему. Появившись на

свет уже взрослыми, эти парни не выделялись какими-то особенными физическими данными – на первый взгляд они выглядели обычными людьми, пока дело не доходило до тесного общения. Ван Хеллен несколько раз ловил себя на том, что порой теряется, не находит, что ответить на их вдумчивые, но не каверзные вопросы…

– Внешняя Атака… – тем временем подхватил инициативу Курт. – Если это не было вторжением ксенобиан, то…

– Никто не знает истины, – прервал его Доминик. – Я могу сказать лишь о том, что видел своими глазами. Мир лишь крохотная частица чего-то огромного. Нас окружает пустота, которую предки называли космосом. Я лично убедился в этом. В некоторых отсеках есть прозрачные стены, за которыми только мрак и крохотные точки света. На нас напали оттуда, из глубин окружающей бездны, но кто это был, неизвестно.

– Значит, легенда о спящих не вымысел? – спросил Лозин.

Ван Хеллен лишь покачал головой.

– Глупо верить в сказки, – терпеливо ответил он. – Оставьте иллюзии тем, кто нас ждет. Вы должны запомнить непреложную истину: Мир жесток и прост. Есть мы, и есть Чужие. В конечном итоге кто-то из нас победит, и тогда исчезнет неопределенность. Больше не нужно будет испытывать судьбу перед каждой сменой года, да и здесь, в смежном секторе, вполне можно навести порядок и жить. Вопрос в том, чей это будет порядок, – веско добавил он. – Пока что ни одна из сторон не имеет решающего перевеса, но когда-нибудь мы накопим достаточно сил, чтобы пробиться в сектор Чужих и вырезать их всех до единого. Может, кто-то из вас доживет до этого дня. Тогда и станет ясно, что в легендах соответствует истине, а что нет. Лично я не думаю, чтобы ксенобиане хранили и оберегали жизни мифического экипажа, спящего в глубинах их территорий. Они убивают любого человека, повстречавшегося на их пути, и я не знаю ни одной причины, по которой ксеноморфы должны сделать исключение для «спящих». Нет, – он покачал головой. – Это выдумка. Просто некоторым людям очень хочется верить, что, помимо борьбы за существование, есть еще какая-то цель. Они и придумали этот миф… – Доминик внезапно умолк, предостерегающе подняв руку.

Все невольно привстали, мгновенно заняв позиции для стрельбы.

Мир изменился в одну секунду, только что он представлялся клубком вопросов и противоречий, но стоило командиру предостерегающе вскинуть руку, как на первый план вышли совсем иные мысли и чувства. Мгновенное напряжение нервов до предела обострило восприятие, и Постышев вдруг услышал тихое, вкрадчивое поскрипывание. Словно под монотонным шелестом дождя кто-то легкий и гибкий осторожно ступал по хрупким ветвям давно погибших деревьев.

Издали снова пришел долгий, утробный стон.

Лихорадочные, обрывочные мысли метались в рассудке, будто пули в изматывающем визгливом рикошете.

Что-то приближалось к ним: шелест и поскрипывание становились все более громкими, явственными… Первое столкновение. Вряд ли по кронам черных растений пробирается разумный ксенобианин, скорее это их бойцовские особи, которых Чужие выращивали как скот, вкладывая в их головы лишь ненависть к людям да инстинктивные навыки убийства.

Антон не думал, что его реакция на неожиданную опасность будет такой острой. Он едва сдерживал себя от порывистого, идущего изнутри желания сжать сенсорную гашетку так, чтобы от боли заныл палец и пули с сиплым ритмичным выдохом хлестнули по зарослям, срубая черные ветки, словно это был не окаменевший лес, а его собственный черный страх рос вокруг, протягивая к нему корявые руки кошмарных предчувствий…