Иной смысл
Шрифт:
А потом он узнал о цене искупления. И понял: раньше было не бессилье. Бессилье — теперь. Когда нет ни единого шанса. Когда это — навсегда.
Шло время, Теодор служил Кейтаро и служил Силе, которой принадлежал Кейтаро. Выполнял приказы — не как раньше, а дословно. Пока не появился призрак шанса.
Силе можно противопоставить только другую силу. Теодор Майер прекрасно понимал это. Также он понимал, что открытое противостояние не приведет ни к чему, кроме ужесточения контроля за ним самим — его даже не убьют, Кейтаро только затянет потуже строгий ошейник и укоротит поводок. И Теодор решил создать свое
Братство Повелителей. Как хороша была идея! И как бездарно она была загублена. Как легко, даже изящно Кейтаро провел его! Достаточно оказалось всего лишь на время лишить Теодора контроля над Повелителями. Братья оказались во власти Кейтаро, а тот легко и непринужденно перенаправил их деятельность в то русло, которое было выгодно Кейтаро и Силе, которой тот служил.
Впоследствии Теодору почти удалось уничтожить созданное им же оружие. Чужими руками, разумеется, к тому моменту он уже мастерски научился этому ранее презираемому методу.
В какой-то момент пришло смирение со своей судьбой. Смирения хватило надолго, Теодор сам не ожидал, что выдержит столько времени. А потом сложился новый план.
Не сказать, что он был в восторге от этого юноши, Олега Черканова. С другой стороны… нет, пожалуй, Черканов и впрямь являлся идеальной кандидатурой. И то, что при их последней встрече во сне Олег отказался сотрудничать, тоже было плюсом. Гораздо большим, чем если бы он сразу же доверчиво согласился.
План, стройный и четкий, но в то же время гибкий и способный подстраиваться под обстоятельства, Теодор составил еще даже до того, как показывал Косте своего избранника на роль оружия против Повелителей… а на самом деле — против Кейтаро.
И все шло согласно этому плану, пока Теодор с досадой не обнаружил Дориана в непосредственной близости от Олега. Кто-то другой, быть может, и не насторожился бы — мало ли по какой причине могут единожды пересечься два человека, никоим образом между собой не связанные, — но Теодор слишком хорошо знал, кем и чем являлись последователи его собственных выкормышей.
В другой ситуации он, возможно, не стал бы торопить события. Понаблюдал за Черкановым, попробовал бы выяснить — что нужно противнику от молодого человека, проверил бы сны Олега. Но только в том случае, если бы ему противостоял кто-то другой, не Дориан. И вообще не кто-либо из Братства.
Убедившись, что встреча Черканова с Повелителем носила не единичный характер и уж точно не была случайной, Теодор решил действовать. Его позицией по жизни было: «Лучшая защита — это нападение, а сдачи лучше всего давать еще до того, как тебя ударили».
Теодору уже давно не приходилось столь тщательно готовиться к вторжению в чье-то сознание — встречаться на физическом уровне с практиком, чей уровень силы на данный момент был неизвестен, ему не хотелось. Продумав все возможные варианты, он остановился на встрече во сне — причем во сне оппонента, а не в собственном. Вот только Дориану лучше считать, что это он находится в чужом сне. Подготовка заняла почти двое суток, зато теперь Теодор был уверен — все пройдет именно так, как ему требуется.
Когда Дориану исполнилось десять лет, он пообещал себе, что его жизнь ни в коем случае не будет похожа на жизнь его родителей. И выполнил данное самому себе обещание. Он работал как проклятый — с того самого дня, когда решил, что лучше умрет, чем повторит судьбу
Позже он сумел наверстать упущенное, а некоторые привычки обернулись против него самого. Дориан тратил немалые деньги на зарплаты выписанных из Италии и Франции поваров, он стал завсегдатаем элитнейших борделей, обстановка его дома обошлась в такую сумму, на которую можно было бы десять лет безбедно жить многодетной семье. Но одна привычка не изменилась — Дориан по-прежнему спал четыре часа в сутки, и ни минутой больше.
И каждую ночь он видел сны. Иногда красочные, полные приключений и фантазий, которые не мог реализовать в жизни, иногда черно-белые, являющие все потаенные страхи, извлекающие из глубин памяти самые жуткие воспоминания.
Сегодня был черед последних. Дориан брел по заснеженному плато. Вдали высились черно-серые громады гор, слева темнел провал пропасти. С каждым шагом плато сужалось, через сотню метров Дориан уже был вынужден прижиматься к выщербленной скале — пропасть казалась все еще далекой, но он точно знал, что горы обманывают его, хотят забрать его жизнь — провал совсем рядом, один неосторожный шаг, неловкое движение, и камни под ногами рассыплются в пыль, обнажая серый лед, дорогие кожаные туфли заскользят, и он сорвется и будет несколько бесконечно долгих минут лететь в пропасть, а потом из туманной мглы, скрывающей предгорья, выступят острые осколки породы, пронзят тело, но не убьют — он будет еще много часов лежать, истекая кровью и замерзая, но никак не сможет ни умереть, ни проснуться, пока не закончатся проклятые четыре часа, отведенные на сон. Вот только это в том, живом и нереальном мире часов всего четыре, и только двести сорок минут — а здесь каждый миг длится вечность…
Нет, подобного ему еще ни разу не снилось. Но все черно-серо-белые сны проходили по одному и тому же сценарию, все заканчивались одинаково — долгой, мучительной агонией.
Иллюзия камня под ногами отступала, из пропасти поднимался туман — густой, как кисель. Он обволакивал тело по пояс, подло скрывая тончайшую грань, отделяющую от гибели.
Налетел ветер. Дориан вцепился в скалу, до крови — бесцветно-серой в этом лишенном красок мире — раня руки. Ветер казался неестественным — во снах никогда не было ветра.
Через несколько секунд порывы стихли. А из тумана в десятке шагов от Дориана выступила фигура.
Это был человек. Среднего роста, среднего телосложения, с короткими волосами какого-то усредненно-темного оттенка. И без лица — над воротничком и до самой линии волос клубился все тот же мерзкий серый туман.
Повелителя накрыло волной сумасшедшего, неконтролируемого ужаса. Вскрикнув, он отшатнулся, пальцы соскользнули с влажного от крови выступа, за который он до того держался. Камень под ногами рассыпался в пыль — Дориан не мог этого видеть, но он чувствовал, как надежная опора исчезает, туфли скользят по крупитчатому льду, и он срывается, падает…