Иной смысл
Шрифт:
Вскоре в барак пришло пополнение — молодой парень-спортсмен, севший как раз за продажу наркотиков. Причем на самом деле за продажу. Стас с самого начала демонстративно проигнорировал новоиспеченного соседа, равно как и Игорь. Посмотрев на старшего барака и его приятеля, от наркоторговца отвернулись и остальные. А через три дня утром новенького нашли мертвым.
— У меня сын от наркоты помер, — коротко сказал Второй в душевой — одном из немногих помещений, где можно было относительно свободно разговаривать. Если знать, где камеры и микрофоны, конечно. —
— Ты правильно сделал, — тихо отозвался Стас. — Я бы поступил так же.
Аркадий Венедиктович вызвал Ветровского к себе. Поил чаем, угощал сигаретами. Пытался разговорить. Стас ломал комедию, развлекаясь, как только возможно, — он уже не боялся. Вернее, не позволял себе думать о последствиях — иногда это полезно. Новомирский спросил прямо, пригрозив такой поркой, что Седьмого не откачают. Стас выкурил сигарету, напряженно обдумывая варианты, перспективы, возможные результаты. И сказал:
— Нам такого мудака не нужно в бараке. Мы его вместе удавили.
Через несколько часов, придя в себя после наказания, он долго не решался поднять голову и посмотреть на соседей. Хорошо понимал — теперь он или выиграл, или проиграл. И если последнее — то шансов нет.
— Спасибо, — только и сказал Второй, а Игорь кивнул, одобряя действия Стаса.
Второй сидел за убийство, и если бы была установлена лично его вина, мужику грозила бы «каменоломня». А так все отделались… сравнительно дешево. Недовольство высказывал только Девятый, даже угрожал выдать Второго Новомирскому, а заодно и Стаса — за ложь. Третий хмыкнул и напомнил, что делают со стукачами. Девятый заткнулся, но Ветровский отчетливо ощущал исходящую от него угрозу: инженер запомнил и прощать не собирался.
А барак тем временем вышел на первое место по результатам работы, и Стас подбил Восьмого, Первого и Пятого тоже заняться самообучением. Новомирский явно сначала хотел отказать, но Стас сумел его убедить, что корпорация приобретет большую выгоду в лице обученных специалистов, и эта выгода перекроет некоторые потери, связанные с сокращением рабочего времени половины барака.
Спустя пять месяцев с того дня, как Ветровский впервые переступил порог «России», в душевой к нему подошел Игорь.
— Чего ты добиваешься? — спросил он, глядя собеседнику в глаза.
— Я хочу, чтобы мы были командой, — честно ответил Стас. — Командой, в которой каждый может полагаться на всех. Командой, способной действовать согласованно, преследуя общие интересы и интересы каждого. Командой не потому, что судьба свела в одном бараке, а потому, что мы — команда. Я, наверное, не совсем понятно объясняю, но…
— Вполне понятно, — оборвал его Восьмой. — Но — зачем?
Стас отступил на шаг, скрываясь от камеры за стенкой кабинки, демонстративно указал взглядом на микрофон, и отчетливо произнес:
— Есть некоторые лазейки в законах. В том числе — есть возможность легализоваться, перестать быть заключенным. Получить право на свободу, рассрочив платеж штрафа. Да, придется работать на корпорацию
Правой рукой он начертил на покрытой водной пылью пластиковой перегородке: «Мы уйдем».
— Мне нравится то, что я слышу, — после паузы произнес Игорь, сделав акцент на последнем слове. — Нет риска, только работа. Свобода привлекательна. Но…
— Если работать достаточно много, можно получить свободу, — осторожно сказал Стас. — Для этого надо много работать и даже рисковать, но и свобода будет настоящей.
— Оправдан ли риск? Если мы сорвемся…
— Не выдержав нагрузок? Мы не сорвемся. Я все продумал. И еще продумаю. Пока что надо учиться и приносить корпорации как можно больше пользы. Не давать ни единого шанса придраться к нам. Мы должны стать действительно полезны. И тогда мы получим свою свободу.
Восьмой промолчал. Стас бросил взгляд на часы, висевшие на стене, — оставалось еще полминуты.
— Я никого не неволю, — тщательно подбирая слова, проговорил он. — Решать тебе. Вам всем. Работать придется много, и это риск. Решать — вам. Но я для себя уже решил.
На следующий день Игорь согласился. Следующим Ветровский поговорил со Вторым.
— Мне нечего терять.
— Я уже старик. Хотелось бы помереть не рабом. — Третий.
— Я еще молод. Не хочу прожить всю жизнь — так. — Десятый.
— Мы готовы рискнуть. — Первый и Пятый.
Согласились все, кроме Девятого, которому просто никто ничего не предлагал.
За седьмой месяц заключения Стаса барак номер шестнадцать вышел на первое место по показателям результатов, невзирая на то что половина «шестнадцатых» работала на два часа меньше, чем все остальные.
Еще через месяц Ветровский начал ощущать растущую напряженность. Его команда смотрела на него, его команда поступала так, как он говорил, его команда ждала — а у Стаса не было даже зачатка плана. Он не представлял себе, как выбираться.
Закончился девятый месяц заключения. От физической и моральной усталости Ветровский еле держался на ногах, он спал, только когда удавалось просто вырубиться, едва перейдя в горизонтальное положение — а зачастую уснуть просто не получалось, он слишком выматывался.
Это был обыкновенный вечер, каких было три десятка в месяц. Отложив ридер с открытыми в нем «Нестандартными экономическими схемами», Стас откинулся на спину, закрыл болевшие от усталости глаза. Не хотелось уже ничего. Заснуть бы — да не было сил.
Открылась дверь.
— Тридцать два-шестнадцать-семь, на выход!
Определенные реакции здесь вбивались на уровне рефлексов. Молодой человек осознал сказанное уже за пределами барака, и только отстраненно удивился защелкнувшимся на запястьях наручникам — по своему сектору рабы обычно передвигались относительно свободно. Ну, насколько можно ощущать себя свободным с электроошейником на шее.